Корень зла
Шрифт:
– Люблю, – возразил Артем, – красивых и недоступных.
– В следующий раз я обязательно накрашусь и запрусь в сейф.
– Вам не надо краситься, Аэлла. Разве для того, чтобы искусственно прикрыть вашу природную красоту… – он отвешивал комплименты из последних сил. Тело обрастало гусиной кожей. Перед ним стоял суккуб в чистом и незамутненном виде. Именно такими рисовало дьяволиц воображение.
– Пойдемте, дорогой, – взяла его под руку Аэлла, – очень приятно было бы с вами поговорить… и не только поговорить, но, увы, нас ждут другие дела. Я с таким трудом вас нашла.
Подъём в сторожевую башню ярких отметин не оставил. Аэлла висела у него на руке, как-то демонстративно ластилась… Запала в душу комната, окрашенная в цвета осеннего неба. Окна по всему периметру. Изображения фигурок животных и птиц, вплетенных в затейливые узоры. Растения сочного ядовитого цвета, испускающие резкий аромат. Картина на стене в раме из стилизованных роз: красиво, но ничего оригинального. Типичная «ванитас» – изображение, морализующее на предмет суетности всего земного. Стопка книг в золотистых переплетах, мешочек с рассыпанными золотыми монетами, фрагмент сабли – эфес усеян россыпью бриллиантов, золотые часы – а по соседству человеческий череп, из замшелой глазницы которого выглядывает мерзкий жук…
Его толкнули в жесткое кресло с наклоненным назад сиденьем (из такого кресла попробуй выбраться). Очередной паяц, плохо осевший в памяти, сплясал скомороший танец в угрожающей близости от незащищенных мест и был пинком выпровожен на лестницу, он хохотал, кубарем катясь вниз.
– У вас здесь все такие прибабахнутые? – пробормотал Артем.
– Это провинившиеся, дорогой, – промурлыкала Аэлла. Она сидела на подлокотнике и поглаживала его острыми коготками по загривку, давая понять, что от кошачьей ласки до тяжких увечий рукой подать. – Эти люди пренебрегли установленными в замке порядками, и к ним применены штрафные санкции. В бой идут одни штрафники… хм.
– Ох, уж эта Аэлла, – равнодушно покачал головой Гурвич, восседающий в кресле напротив. Он курил огромную толстую сигару, напоминающую член, сосредоточенно пускал колечки к потолку. – Смотри, испортишь нам молодого человека. Как мы с ним работать будем?
– А он мне нравится, – смело заявила смуглянка, теребя Артема за ухо, – надоели вы мне все. А он такой приятный, пугливый, хотя и хорохористый. Люблю купаться с новыми игрушками. И дружок у него ничего. Тоже можно замутить…
– Будьте осторожны, Артем Олегович, – прозвучал грубоватый голос с ворчливыми нотками, и из-за пышного раскидистого куста, растущего в обрезанной бочке, эффектно нарисовался высокий безволосый мужчина с пульверизатором для опрыскивания растений, – совсем недавно она залюбила одного до смерти – мы и вступиться не успели.
В этом вертепе, похоже, все были полиглотами. Человек в черном ворсистом халате стоял напротив, поигрывая садовой игрушкой, рассматривал его очень пристально. Фигура нового персонажа, безусловно, заслуживала внимания. Человеку было основательно за сорок, мясистое породистое лицо непроницаемо, как лицо сфинкса. По голому черепу расплывалось бледное родимое пятно – явная отметина небезызвестного товарища. Мясистые руки, увитые кольцами и перстнями, амулет на шее в виде полумесяца,
– Послушайте, – решил он немного взбрыкнуть, – все эти акции устрашения, зачем они? К вам поступила верная информация: я хочу продать картину Питера Брейгеля Старшего, ничего более. Что происходит, а?
– Ну что ты, дорогой, что ты… – погладила его по головке Аэлла. Как-то внезапно она перешла на «ты». Сильные пальчики стиснули нерв на шейном позвонке, он изогнулся дугой, не в силах закричать. – Давай договоримся сразу, мой милый. Наши отношения могут стать безоблачными… ну, на некоторое время, но для этого ты должен быть паинькой и не источать из себя ничего, кроме правды.
Артем промолчал, переваривая боль. Крупный мужчина продолжал без выражения его рассматривать. Потом поискал глазами, на что бы сесть.
– А я говорила, – встрепенулась Аэлла, – незачем об спины верноподданных табуретки ломать. На чем-то и сидеть надо. Вот сломаете в этом доме все табуретки, и будете сидеть по-турецки, как киргизы.
Мясистый выразительно покосился на Гурвича. Начбез поднялся, устроился у окна, скрестив на груди руки. Мясистый опустился в кресло, подался вперед.
– Хорошо, Артем Олегович, мы пока не будем применять к вас особые меры. Поговорим как воспитанные люди. Меня зовут Роман Ватяну.
– Здравствуйте, господин Ватяну. Держу пари, произошло недоразумение…
Вторая попытка удушения. В глазах завертелись фиолетовые круги. Он мог бы, в сущности, двинуть этой суке локтем в солнечное сплетение, но на этом с остатками здоровья пришлось бы распрощаться.
– Аэлла, не приставай к мужчинам, осуждающе протянул Ватяну, – убери руки, у тебя еще будет время проявить свои способности. Позвольте небольшой катехизис, Артем Олегович. Вопрос, ответ. Вы лично знакомы с человеком, при помощи которого ваш друг Павел Фельдман вышел на нашу организацию?
– Нет, – ответил Артем, – я просто искал покупателя. Меня не волнует ваша организация, пока я в своем уме. Я даже не знаю, чем вы занимаетесь. Имелась бы возможность выйти на покупателя через собственные связи, стал бы я привлекать человека, с которым придется делиться?
«А ведь они обычные бандиты, – мелькнула ошеломляющая мысль, – и методы у них бандитские, и рожи бандитские, и мышление. А в чем состоит гений зла, о котором распинался Гергерт?»
– Следующий вопрос, – невозмутимо продолжал Ватяну, – вам знаком человек по фамилии Ангерлинк?
Он старался не выдать охватившей его паники.
– Нет, – он даже удивленно приподнял брови, потом наморщил лоб, как бы перебирая в памяти десятки знакомых фамилий.
– Отлично, – улыбнулся краями губ Ватяну, – вам знаком человек по фамилии Гергерт?
– Конечно, – решительно кивнул Артем, – господин Гергерт появился на моем небосклоне осенью прошлого года – когда в областной картинной галерее Н-ска проходила выставка моих работ. Господин Гергерт произвел хорошее впечатление, выразил желание приобрести несколько картин…