Коричневые башмаки с набережной Вольтера
Шрифт:
Жозеф вздрогнул и пробормотал:
– Источник находится в доме Йонафаса?
Амадей не ответил.
– Я потерял хладнокровие, принялся настаивать, чтобы Сен-Жермен отдал мне записки этой Фишон. Он пояснил, что лишь непосвященному дано отыскать источник, и признался, что манускрипта у него уже нет. Перед самой Революцией граф, погрязший в долгах, вынужден был продать свою библиотеку герцогу Кастьельскому и слишком поздно обнаружил, что записки Марго Фишон попали в один из ящиков со старыми книгами. Он поручил мне найти манускрипт. Десятилетиями я охотился за этим сокровищем. И вот два года назад добился встречи с нотариусом наследников герцога Кастьельского. От него я узнал, что этот аристократ, вынужденно распродавший по дешевке в тысяча семьсот девяносто шестом году часть своих книг, которые разошлись по прилавкам букинистов левого берега и сгинули, сумел выкупить в тысяча восемьсот пятьдесят третьем собрание манускриптов у зятя некоего Луи Пелетье, библиофила, умершего двумя годами раньше. В тысяча восемьсот шестьдесят шестом отдал Богу душу и сам герцог Кастьельский в возрасте почти ста лет. Свое имущество он завещал троим сыновьям. Последовали бесконечные споры и тяжбы, и в конце концов младший сын выставил на аукционе Друо лот из нескольких манускриптов по истории Парижа. Когда я прочитал их список в каталоге, у меня чуть не выпрыгнуло сердце: в заглавии одной из книг фигурировало имя Марго Фишон. Оценщик назвал мне человека, который приобрел этот лот: Состен Ларше, надомный книготорговец.
– И вы хладнокровно его убили, – заключил Виктор.
– О нет, – покачал головой Амадей. – Я подсел к нему за столик в кафе на Монмартре, где он был завсегдатаем. Оказалось, что Состен Ларше, как и граф де Сен-Жермен, заядлый шахматист. Все лето мы сражались на шахматной доске, я несколько раз ему поддался, и вот однажды он пригласил меня к себе на улицу Гранж-Бательер. Когда Ларше ненадолго отлучился из комнаты, я вырвал лист из томика в марморированном переплете – в нем были записки Марго Фишон и дневник Луи Пелетье.
– И зачем вам понадобился этот лист? – спросил Виктор.
– Луи Пелетье процитировал стихотворение «Средина Мира». Я приложил немало усилий, чтобы расшифровать его смысл, – и вот оно привело меня сюда.
– А как же череда убийств ради конфитюров?! – воскликнул Жозеф.
Амадей, вздохнув, переложил трубку из одной руки в другую.
– Я, знаете ли, люблю женщин рубенсовских форм… Летом тысяча восемьсот девяносто седьмого мое ремесло профессионального игрока свело меня с дамой, похожей на одну из моих прежних любовниц. Эрудитка и либертинка в одном лице – Аделина Питель. Она использовала мою же собственную уловку: поддалась мне в партии. И я сам не заметил, как мы очутились в постели. Все было замечательно, но недавно… Видите ли, в тысяча восемьсот двенадцатом году мне пришла в голову неуместная мысль издать свои мемуары под названием «Путешествие Эмэ Тоара, венского дворянина, или Наставление Феопомпа Хиоского к вечной жизни». Я поведал в них о бедствиях, постигших меня после встречи с Сен-Жерменом, и вскользь упомянул о том, что из века в век исторические документы и манускрипты, написанные на старинном пергамене и велени, уничтожаются домохозяйками, которые вырезают из них крышки для горшочков с конфитюрами. На фронтисписе «Путешествия» был мой портрет. Так вот, Аделина меня узнала. Она прочла эту книгу и нисколько не сомневалась, что я напал на след манускрипта, в котором указано местоположение источника вечной молодости. Чтобы завладеть этим манускриптом, она не раздумывая совершила пять убийств, будучи уверена, что найдет веленевые листы записок Марго Фишон на горшочках с конфитюрами.
– И вы конечно же понятия не имели, что встречаетесь с убийцей?
– Да. Пока она не попыталась зарезать меня самого.
– И каковы ваши планы теперь, когда вы исповедовались?
– Я уже засыпал источник. Никто до него не доберется, если вы отдадите мне манускрипт.
– Держи карман шире! – фыркнул Жозеф. – Не слушайте его больше, Виктор. Этот тип чокнутый. Манускрипт стоит целого состояния, и он это прекрасно знает!
Циничный выпад не произвел впечатления на Амадея. Он невозмутимо продолжил:
– Записки Марго Фишон не должны попасть в руки простых смертных. Не вынуждайте меня прибегнуть к более убедительным аргументам.
Виктор вскочил, готовый оказать сопротивление, – и замер под дулом направленного на него пистолета.
– Я начинаю сомневаться в виновности мадемуазель Питель. Вы так ловко и вовремя пристрелили ее, месье Амадей, как будто свидетеля убрали.
– Думайте что хотите. Я вам не солгал. Отдайте манускрипт, живо!
Виктор несколько раз глубоко вдохнул. Рядом он слышал тяжелое сопение Жозефа.
– Ладно. Книга у меня в кармане.
– Вот и прекрасно. Вы, блондинчик, возьмите мою трубку и подожгите кучу хвороста – вон там, у ступенек.
– Зачем?
– Устроим миниатюрное аутодафе. Месье Легри, предупреждаю: малейшее подозрительное движение с вашей стороны – и я не колеблясь выстрелю в вашего коллегу. Отдайте мне манускрипт.
Виктор, приняв угрозу всерьез, протянул томик в марморированном переплете. Не упуская из виду обоих сыщиков-любителей, Амадей быстро пролистал манускрипт и вернул его Виктору:
– Месье Легри, бросьте это в огонь.
Виктор повиновался. Пламя, охватившее ветки, накинулось на новую добычу – листы вспыхнули, почернели, съежились.
– Вот и всё, – выдохнул Амадей. – Успокойтесь, господа, у меня не было намерения в вас стрелять – пистолет не заряжен. Но надо же было как-то заставить вас подчиниться. – Он ногой разбросал пепел. – Отныне я свободен и покину Париж. Не пытайтесь меня искать. Застрелив Аделину Питель, я всего лишь свершил правосудие от имени тех несчастных, кого она лишила жизни. – Амадей приподнял треуголку. – Прощайте. Желаю вам всего наилучшего. Сомневаюсь, что полиция разберется в этой запутанной истории, – добавил он напоследок, прежде чем раствориться в ночи.
Виктор и Жозеф вышли на Архивную улицу и в молчании дошагали до набережной Отель-де-Виль. На мосту Жозеф повернулся к шурину:
– Почему он так поступил? Манускрипт ведь и правда бесценный.
– Не знаю, Жозеф… Могу сказать одно: чтобы заставить кого-то поверить в ложь, нужно снабдить ее порцией правды. Мы ведь и сами держим этот принцип на вооружении, верно?
Глава двадцатая
Среда, 2 февраля
Виктор пересек огромный приемный покой «Божьего приюта», заполненный больными и увечными, пришедшими искать избавления от страданий. Среди них попадались и бездомные, для которых попасть в палату хоть на пару ночей в разгар зимы было счастьем. Сестра-августинка за конторкой в глубине помещения сообщила Виктору, что мадам Ангела Фруэн, как только зажило сломанное ребро, покинула больницу. Некий чудно одетый господин, не соизволивший представиться, оплатил ее пребывание здесь, чтобы она ни в чем не нуждалась и была окружена надлежащей заботой, а также оставил щедрое пожертвование больнице и изрядную сумму для самой пациентки. Виктору на мгновение вспомнился Амадей, разбрасывающий ногой пепел сгоревшего манускрипта, но тотчас его образ сменился чередой трупов – Филомена Лакарель, Жорж Муазан, Шанталь Дарсон и белокурая женщина, лежащая на музейном паркете. Нельзя было отпускать Амадея. Как теперь объясняться с комиссаром Вальми?..
Проходя мимо собора Парижской Богоматери, Виктор вдохнул полной грудью стылый воздух и неохотно повернул к префектуре полиции, комкая в кармане полученную накануне повестку.
Старший комиссар Огюстен Вальми утеплился фланелевым жилетом, а шею укутал шерстяным шарфом до самого подбородка. Он сидел за рабочим столом, положив на него локти и задумчиво созерцая исходящий паром стакан чая, водруженный на стопку из трех бюваров. Насладившись зрелищем, Вальми поднял взгляд на Виктора.
– Рауль Перо ввел меня в курс дела, – сообщил он и хищно усмехнулся. Голос у него хрипел и срывался на визг, как ветер в водосточных трубах.
– Простудились, господин комиссар? Говорят, по городу ходит грипп, дети и старики от него даже умирают. Пореже надо выбираться из дома, избегать массовых скоплений народа…
– Ваша забота трогает меня до глубины души, месье Легри, но давайте не будем отклоняться от темы разговора. У меня всего лишь ангина. – Огюстен Вальми открыл папку с делом и просмотрел документы. – Ваш приятель Перо уволился из полиции, но это не значит, что он имеет право на отказ от сотрудничества с нами – это может ему дорого обойтись. Например, муниципальные власти не продлят его лицензию на букинистическую торговлю, а ведь это будет весьма досадно – я знаю, что новое ремесло ему по душе.