Коридор затмений
Шрифт:
В холл навстречу Клавдию из гостиной выбежали дочки Макара: младшая Лидочка и старшая Августа, они еще не легли спать, хотя уже облачились в пижамы. Обе они подросли. Он нагнулся и обнял девчонок. Лидочка, делавшая успехи в русском языке (ее родным был английский, так как она родилась в Лондоне, когда Макар еще жил в Англии), зашептала ему что-то оживленно – он не понял – друг, prince Frog [2] . Августа, как всегда, молчала. Она не говорила с рождения. После трагических и страшных событий прошлого дела, когда полковник Гущин, поставив на кон свою жизнь и получив серьезное ранение, спас Августу, вся семья надеялась, что пережитый шок станет для девочки эмоциональной
2
Принц лягушка (англ.).
Вместе с девочками Клавдий прошел в гостиную, где его встретила Вера Павловна с маленьким сыном Макара Александром, которого Клавдий звал Сашхен. В свои год и три месяца Сашхен, кудрявый карапуз-купидон, лепетал, смеялся, однако за все время своей коротенькой жизни так ни разу и не заплакал. Чем приводил в великое восхищение полковника Федора Матвеевича Гущина – мол, кремень парень растет, это ж надо, какой характер закладывается!
Сашхен потянулся к Клавдию сразу, как увидел, расплываясь в улыбке, лепеча. Очутившись у него на руках, обнял пухлыми ручками и цепко схватил левой маленькой «клешней» Клавдия за ухо. Прижимая к себе крохотное тельце малыша, Клавдий ощутил прилив счастья.
– Добрый вечер, Вера Павловна, – поздоровался он со старой чопорной гувернанткой, в прошлом «училкой» английского в элитной московской школе, переманенной Макаром к своим дочкам. – Маша, спасибо, я ужинать не буду, – с ходу он пресек заполошные намерения горничной «кормить и угощать». – Я по делу срочному к Макару. А где он?
– Добрый вечер, Клавдий. Как хорошо, что вы опять приехали! Наш объявил, что он на вечернюю пробежку к озеру, – гувернантка Вера Павловна изрекла фразу неким особым тоном, хорошо понятным только ей и Клавдию. – Ну а что мы с Машей можем с ним сделать? Он взрослый человек! Он после похорон и поездки в Иерусалим в угнетенном состоянии духа пребывает. Скорбит. Клавдий, может, вы на него снова повлияете, а? Пресечете в корне!
Клавдий, держа на руках малыша Сашхена, тоже решившего поучаствовать в разговоре с громкими: «Ууууу! Уххх!» – лишь головой покачал. Оглядел гостиную. Кожаная мебель, огромное окно, за которым темнота майской ночи, рояль Макара, камин… И дыра в лофтовой кирпичной стене, некогда пробитая железным кулаком Циклопа [3] … Ее так и не заделали, словно оставили как напоминание.
Дом на Бельском озере, который в оные времена воспринимался Клавдием враждебной неизведанной территорией, где случилось столько событий – ревность, любовь, убийства, отравление, теперь, по прошествии времени воспринимался им как родной дом, куда хотелось приезжать снова и снова, потому что сердце властно звало его – к Макару, ставшему ему больше чем другом, братом, к детям, к старухе-училке и втюрившейся в него на склоне лет пышке-горничной.
3
Подробно об этом рассказано в романе Т. Степановой «Циклоп и нимфа».
– Сейчас я его разыщу и мозги вправлю, пресеку в корне! Не волнуйтесь, – пообещал он Вере Павловне, передавая ей снова Сашхена, который недовольно кряхтел – он соскучился по Клавдию и не желал расставаться с ним.
Покинув дом, идя по липовой аллее к озеру, Мамонтов зорко осматривался по сторонам – темный парк, подсветка горит лишь кое-где в траве. Макара на пробежке что-то не видно. Оно и понятно…
Семейная
Если дома в комнатах за прошедшую неделю в отсутствие Макара Клавдий отыскал и ликвидировал все его тайники со спрятанным спиртным, то парк он не мог весь прочесать. А Макар, как истый алкоголик, оставлял себе запасы выпивки в самых разных местах – например, в дуплах старых деревьев. Чертовы заначки!
Макара он узрел на берегу озера. Друг его сидел в темноте в плетеном кресле за садовым столом и мечтательно созерцал полную луну, плывущую в облаках и отражающуюся в черной воде. Медитировал?
Черта с два! На столе перед ним стояла бутылка скотча. Правда, пока еще непочатая.
– Привет. Так-то ты бегаешь перед сном? – грозно спросил Клавдий, подходя.
– Клава, радость моя, привет! – Макар просиял и тряхнул светлой челкой, упавшей ему на глаза. – Кого жаждала моя истерзанная душа в этот час, того судьба и послала. Черт принес тебя, Клавочка! Сие надо отметить. Жаль, стакана граненого нет. Ну, мы из горла, отпразднуем. – И он потянулся к бутылке.
Клавдий Мамонтов сразу же блокировал его поползновение своей левой. Пресек. Он видел – Макар, к счастью, пока еще трезв, не успел приложиться к скотчу.
– У меня много новостей, – сообщил Клавдий. За «Клаву» в свой адрес он обычно сразу бил в «морду как в бубен» всякого, но… только не Макара. Ему он позволял называть себя Клавой, потому что… ну, не драться же им из-за этого постоянно?
Он забрал бутылку и… швырнул ее в озеро. Макар взвыл, как волк на луну: «Уааа!» – и продолжал выть, явно корча из себя вервольфа. Он сидел в кресле в расслабленной позе и выл, выл волком, и эхо в парке и над озером подхватывало его вурдалачий вой.
– Проехали, Макар, – спокойно отреагировал Клавдий Мамонтов. – Новость первая – наш общий друг майор Денис Скворцов, прежний начальник здешнего УВД, покинул Бронницы и перевелся на службу в Читу. Ты слышишь? Уехал, бросив здесь все, только чтобы иметь каждый месяц в Чите свидания с Меланьей.
Макар оборвал свой стебный вой, глянул на друга. Его бывшая жена Меланья – красавица, отравительница – по приговору суда отбывала свой долгий срок в колонии под Читой. Туда к ней и уехал влюбленный в нее майор Скворцов.
– Безрассудный мент. – Макар снова ладонью отбросил упавшую челку с глаз. – Но к этому шло. И все для меня давно в прошлом. Тебе ли, Клава, не знать.
Клавдий Мамонтов кивнул.
– Та моя жизнь и та история закончены. Вот и смерть адвоката, друга моего отца, словно бы подвела под прошлым жирную черту. А что в настоящем… Весна, май, наш дом на озере, дочки, сын… Пока я хоронил в Иерусалиме старика, у моих принцесс завелся какой-то тайный воображаемый друг здесь. Представляешь? Лидочка что-то темнит, скрытничает. Августа ее, кажется, к этому воображаемому тайному другу ревнует. Лидочка фантазирует, здесь ведь нет других мелких… Вот они с Августой и играют между собой, придумывают что-то.
– Тебе пора самому повзрослеть и осознать, что ты отец троих детей. Как в Риме говорили – pater familia, глава семейства, – назидательно изрек Клавдий Мамонтов. – Новость вторая. Я написал сегодня рапорт. Я ухожу из полиции. Всегда хотел уйти и служил, но… теперь все, баста. Рапорт подал на увольнение.
– И это ожидаемо. – Макар встал, подошел к другу. – Я знал, что ты рано или поздно уйдешь.
– С меня хватит.
– Ну и отлично, братан! – Макар и Клавдий ударили кулак об кулак. – И будешь теперь всегда с нами. Сам говорил – здесь жить без охраны нельзя, на меня надежды никакой. Потому что я алкаш, но притом многодетный отец. Безалаберный и беспечный… Ты станешь нашим защитником, телохранителем моих детей и старух, надеждой нашей и опорой. Мы друзья с тобой, и я денег тьму потерял в последнее время, как и все, но платить тебе зарплату втрое больше ментовской я все еще в силах.