Коридор затмений

Степанова Татьяна

– Но, может быть, вы что-то слышали днем? – спросил Клавдий Мамонтов. – Крики в квартире внизу, шум борьбы, стук, грохот?

– Нет, я не слышать. Я с бабка заняться круглый день. Не поесть даже. Бабка под себя все. Я убирать за ней. – Сиделка трясла темноволосой головой. – А грохот… упасть что-то… я не знаю. Я думать, это на улице.

– Когда вы услышали грохот? Во сколько?

– Я не знать. После как я бабка мыть и памперс менять.

Когда они покинули верхнюю квартиру и спустились на второй этаж, на площадке их встретил полковник Гущин. Из квартиры напротив по приглашению оперативников вышли соседи – муж и жена,

оба средних лет, приличные на вид люди, интеллигентные. Они вернулись домой с работы из Жуковского лишь в десятом часу, когда Алексей Лаврентьев уже вызвал полицию, и о том, что днем творилось в соседней квартире, сказать ничего не могли. Но это были единственные соседи на этаже – две остальные квартиры пустовали, их хозяева – пенсионеры – с начала мая переехали на дачи.

– Ее убили? – испуганно спросила соседка. – Ограбление?

– Не похоже, – доверительно ответил ей полковник Гущин. – Ничего ценного из квартиры не пропало.

– А кто же тогда убил? Сын? – ахнула соседка.

– Марина, молчи, не наше дело сплетни собирать, – сухо оборвал ее муж.

– Не сплетни, а факты. Все на наших глазах тогда произошло, – парировала соседка тревожно. – Так это сын ее убил?

– Идет следствие, все версии проверяются. – Полковник Гущин пожал плечами. – А что случилось на ваших глазах? Какие такие факты?

– У них последние месяцы постоянно шли скандалы из-за квартиры, – ответила соседка. – Через их дверь все слышно – как они орали, когда он приезжал. Ссорились и раньше, когда он женился, – он ведь новобрачную сначала домой привел, к матери, но они и двух недель не прожили, уехали. И он стал очень редко бывать, мы с мужем его почти не видели. Но потом месяца два назад он снова появился здесь – я с ним в подъезде не раз сталкивалась вечером. Один раз он приехал с какой-то женщиной на машине.

– С женщиной на машине? – уточнил Гущин. Клавдий Мамонтов и Макар внимательно слушали.

– Я подумала – новая, что ли, у него пассия? Но это оказалась риелтор. Соседка Аня их и на порог не пустила, дверь им не открыла. Они орали друг на друга с сыном через дверь. Я так поняла, сын уже покупателей нашел на квартиру, ну, чтобы разъехаться им окончательно. А соседка наша ни в какую. Такой скандалище…

– Она ведь злоупотребляла алкоголем? – спросил Гущин.

– Она порой позволяла себе лишнее, – сухо ответил ему супруг болтливой соседки. – Чтобы в стельку пьяная или падала, такого мы с женой не замечали. Мало ли какие у людей обстоятельства. Люди не с радости пьют, с горя. Она работала. А что она дома делала в свои выходные – не наше дело.

– Ну да, а ты вспомни, что тут творилось месяц назад, – раздраженно перебила его жена.

– Что творилось? – полковник Гущин выказывал живейший интерес к ее показаниям.

– Да то, что мы с мужем хотели полицию вызывать, только… уж пожалели их… чтобы не позорить… потому что он кровь вытер и уехал сразу…

– Кровь? Кто? – встрял в разговор неугомонный Макар.

– Сынок, – соседка окинула его взглядом. – Уже после приезда риелтора все случилось. Сынок Леша снова появился у матери, и они опять орали друг на друга. А потом мы слышим – они орут уже на лестничной клетке. Она его буквально вытолкала из квартиры. Она была пьяная и злая как мегера. Мы с мужем открыли дверь – она даже не отреагировала на нас, не утихомирилась. Напротив, схватила сынка за куртку и… Да что же ты молчишь! – соседка обернулась

к мужу. – Скажи им все. Это ведь ты их разнял. А то она бы его точно убила!

– Они конфликтовали, то есть фактически они подрались. – Сосед тяжко вздохнул. – Причем это Анна напала на него, а парень лишь защищался. Он ее даже не ударил ни разу – я свидетель. Он руками от нее закрывался. А она схватила его за одежду и…

– Что? – спросил полковник Гущин.

– Она била его остервенело головой об стену. Кричала: «Ты меня ради своей проститутки нищей хочешь сделать бомжом, квартиру спустить ради своей шлюхи… Меня, мать, ты обездолить, разорить хочешь…» И матом его, и по-всякому: «Подонок, урод…» Столько ненависти… А ведь это мать и сын, родные люди. Так сказать, традиционные семейные наши ценности.

– Вы их разняли?

– Я ее схватил за плечи и оттащил от него. А парень бегом вниз по лестнице, кровь из носа у него хлестала, она ему до этого нос разбила кулаком. А на наших глазах головой об стену…

Головой об стену… Клавдий Мамонтов вспомнил слова эксперта – черепно-мозговая травма Лаврентьевой, удар сзади по затылку. Но нигде в квартире – ни в комнатах, ни в коридоре, ни на кухне на стенах – нет кровавых пятен. Только на полу лужа крови. Убийца не бил Лаврентьеву головой об стену. Оглушил каким-то предметом, которого на месте происшествия сейчас нет. Почему? Не потому ли, что он мог как-то выдать убийцу, указать прямо на него?

Глава 5

Два мандалорца и карапузы

Несколькими часами ранее

В десять вечера Клавдий Мамонтов на своем старом внедорожнике подъехал к воротам дома на Бельском озере и открыл их с пульта. По парковой аллее медленно катил к особняку, построенному еще покойным отцом Макара Псалтырникова. Макар в начале мая со всем своим немалым семейством – тремя маленькими детьми, старой гувернанткой Верой Павловной и верной горничной Машей – перебрался сюда из Москвы на лето и осень.

Спустя неделю ему пришлось срочно уехать самому – в Петербурге во время судебного процесса скончался семейный адвокат семьи Псалтырниковых. Старика хватил инфаркт. По завещанию он желал, чтобы его похоронили в Иерусалиме, где жила его многочисленная родня. Макар отправился сначала в Петербург, взяв организацию похорон на себя, затем на арендованном частном самолете улетел с прахом покойного в Тель-Авив и в Иерусалим. Дома он отсутствовал семь дней. И все эти дни Клавдий Мамонтов, по-прежнему обитавший на родительской профессорской даче в подмосковных Бронницах, где он служил в местной полиции, каждый вечер приезжал к Макару в поместье и оставался там ночевать – дети, старуха-гувернантка и горничная нуждались в защите в большом пустом доме на берегу озера.

Вот и сегодня, когда уже почти стемнело, он позвонил во входную дверь – ему открыла горничная Маша. Она еще больше располнела. В ее пятьдесят с лишним лет высокий статный Клавдий Мамонтов действовал на нее так, что она вспыхивала словно девочка, конфузилась, все пересаливала, роняла тарелки на пол, мчалась на кухню и начинала фанатично месить тесто для пирогов, выпекая их в огромном количестве – и сдобы, и плюшки, и английские мясные пироги с почками, и русские кулебяки. Клавдий Мамонтов мучного не любил, но вида не показывал. Чего не сделаешь для влюбленной женщины, перешагнувшей свой пятый десяток?