Кормчие звезды. Книга лирики
Шрифт:
Мне на грудь твою прилечь!
Сладко Время, как загадка
Разделения и встреч.
С тихим солнцем и могилой
Жизнь мила, как этот склон,—
Сон неведения милый
И предчувствий первый сон!
МГЛА
Снежный саван пал на обрывы скал,
И по тернам нагорным — снег.
И в безднах из мглы чуть брезжут валы,
Опеняя незримый брег.
И глубинная мгла до Земли досягла,
И Твердь низошла к Земле.
И,
Она тонет в единой мгле.
Океан и Твердь — как рожденье и смерть;
И Земля — о, горький сон!..
И ветра вой,- и в безднах прибой,—
И по тернам нагорным — стон…
И реет порой, как духов рой,
Стая чаек чрез туман;
И садится на брег, и — как свеянный снег —
На родимый падет Океан.
ВЕНЕЦ ЗЕМЛИ
Пьяный плющ и терен дикий,
И под чащей — скал отвес,
Стремь — и океан великий
До безбрежности небес…
Так Земля в венце терновом,
Скрытом силой плющевой,
Мерит с каждым солнцем новым
Даль пучины роковой.
Там, за гранью, солнце тонет,
Звезды ходят — вечно те ж…
Вал дробится, берег стонет —
И венок, как вечность, свеж.
Солнце тонет, мир покорен,—
Звезды те ж выводит твердь…
Жизнь венчает дикий терен,
Пьяный плющ венчает смерть.
ОРЕАДЫ
Sie d"urftten fr"uh des ewigen Lichts geniessen,
Das sp"ater sich zu uns hernieder wendet.
НА КРЫЛЬЯХ ЗАРИ
В час, когда к браздам Титана, вслед колесам золотым,
Дол курильница тумана, благодарный стелет дым
И, покорствуя, приемлет синей ночи тихий дар,
А с востока даль объемлет сребропламенный пожар —
17
Рано дано им насладиться вечным светом;
к нам же нисходит он после.
Гете, «Фауст».
И, царя, луна восходит в блеске дивном из-за гор
И в ущелия низводит чародейственный дозор,
И в очах вскипают слезы, и, проснувшися с луной,
Реют видящие грезы над почившею страной,—
Если б сил стихийных крылья были смертному даны
И по воле, без усилья, уносили в те страны,
Где забвенье, где блаженство тайный голос нам сулит,
Где сияет совершенство, где желанье не долит,—
К дальним плыл бы я вершинам — тучкой в лунных
перлах туч,—
Где, по девственным стремнинам, рдеет запоздалый
К лону снежной багряницы золотой бы струйкой
льнул,
Бег вечерней колесницы упредил и обманул…
Всю бы ночь всезрящим духом, чужд алканий, чужд
оков,
Я ловил бесплотным ухом содроганье ледников,
Водопадов дольний грохот, громы тяжкие лавин,
Горных эхо долгий хохот в звучном сумраке теснин;
В очарованной неволе все б глядел, как вечным сном
Спит царица на престоле в покрывале ледяном;
Как луна, зардев, садится за туманной пеленой;
Как венец алмазный льдится, обнят звездной
глубиной.
Я бы стлался змием дымным по извивам пропастей;
Я б смеялся диким скимном в зевы алчущих пастей;
На груди чудовищ белых грудь крепил и охлаждал;
От созвездий оробелых золотой бы вести ждал —
И, когда в святыне зрящей дрогнет вспыхнувший
эфир
И по лествице горящей вниз метнется трубный
клиp,—
Я б чело моей царицы дымкой облачной обвил,
Я бы первый луч денницы, упредив, благословил!
ПРЕД ГРОЗОЙ
На среброверхий свой шатер
Дух гор навеял пепл суровый
И скорби мрак черно-лиловый
До их подножия простер.
Как смерти зрак, встает над долом
Гора под ризой грозовой,
И вторит рокот гробовой
Громов прерывистым глаголам.
И ужас высей снеговых
Внезапной бледностью бледнеет,
И дол, приникнув, цепенеет
При вспышках молний змеевых.
ДВА ВЗОРА
Высот недвижные озера —
Отверстые зеницы гор —
Мглой неразгаданного взора
Небес глубокий мерят взор.
Ты скажешь: в ясные глядится
С улыбкой дикою Сатир,—
Он, тайну мойр шепнувший в мир,
Что жребий лучший — не родиться.
ВОЗВРАТ
С престола ледяных громад,
Родных высот изгнанник вольный,
Спрядает светлый водопад
В теснинный мрак и плен юдольный.
А облако, назад — горе —
Путеводимое любовью,
Как агнец, жертвенною кровью
На снежном рдеет алтаре.
АЛЬПИЙСКИЙ РОГ
Средь гор глухих я встретил пастуха,
Трубившего в альпийский длинный рог.
Приятно песнь его лилась; но, зычный,
Был лишь орудьем рог, дабы в горах
Пленительное эхо пробуждать.
И всякий раз, когда пережидал
Его пастух, извлекши мало звуков,
Оно носилось меж теснин таким
Неизреченно-сладостным созвучьем,
Что мнилося: незримый духов хор,
На неземных орудьях, переводит
Наречием небес язык земли.