Король без развлечений
Шрифт:
Она проделала все самым симпатичным образом, и я сказала:
— Ну вот, видите, как хорошо быть послушной. За это хозяйка угостит вас шоколадным ликером.
Мы сидели и тихо попивали ликер, когда пришел Ланглуа.
— Не стесняйтесь, продолжайте, — сказал он.
— А для тебя припрятана бутылочка рома, в буфете. Нет, не эта, эта — для посетителей, а вон та, что рядом с пакетом сахара. Его тоже можешь положить сюда, вдруг захочешь капать ром на сахар. И не рассчитывай, что здесь тебя будут слуги обслуживать, любовь моя.
Не скажу, что шутила я так уж хладнокровно. Я малость приналегла на крем-ликер еще до приезда моих двух компаньонов. Надо было нервы успокоить.
Кстати, после третьей рюмочки, от которой госпожа Тим сперва отказалась, но потом выпила, я поняла, что она находит мои действия правильными. Она начала уже мило улыбаться, и я почувствовала, что вот-вот она скажет:
«Ну так, давайте, рассказывайте».
Я приложила палец к губам:
— Молчок. Еще налить?
— Чуть-чуть.
Ланглуа залпом выпил три полные рюмки рома подряд. Это был белый ром, я выдерживала его в кедровом бочонке и время от времени наливала оттуда в бутылку только для него одного.
— Ух, жарко! — сказала госпожа Тим.
Я пошла выпроваживать моих троих старичков, гревшихся у печки.
— Как, уже? — удивился папаша Ламбер, — так еще же только пять часов.
А я говорю:
— У меня люди.
— А мы что, не люди? — отвечал он.
— Другие люди, — говорю.
— Не понимаю.
— Ну и не понимайте, а пока идите греться к своей снохе.
— Я лучше спать пойду.
— Вот-вот, — говорю. — Приятных снов.
— У меня никогда не бывает приятных снов.
— Ну тогда делайте, что хотите.
— Если я могу делать, что хочу, — говорит, — то я остаюсь здесь.
— Ну все, хватит!
После их ухода я посыпала мокрых опилок и подмела пол, особенно возле печки. Эти свиньи плюют где попало! Госпожа Тим хотела мне помочь, но я отняла у нее веник:
— Нет, — говорю, — лучше откройте большой шкаф и выньте скатерть.
Только не хватало, чтобы она еще занималась плевками стариков! Мне совсем этого не хотелось — такая молодая в общем еще женщина… Вот в чем наше преимущество. Мы свои годы прожили, можно теперь покомандовать.
Я посыпала свежих опилок, особенно возле печки, туда мы и перетащили стол, поближе к теплу. После первых же съеденных кусков госпожа Тим, естественно, спросила:
— Ну, теперь объясните мне, что он пытался мне сказать.
— Он такой, значит, глупый, что не смог даже объяснить?
— Тут дело не в глупости, — сказала она.
— Знаю, знаю, — отвечала я. — Не будем обижать.
Я просто пересказала, как Ланглуа в тот зимний день объявил мне о своем намерении жениться. Все воспроизвела в точности: его коротенькие фразочки, ничего не говорящие, и мои фразочки тоже. Мне хотелось, чтобы госпожа Тим так увидела сцену, будто она развертывалась у нее на глазах. По-моему, чтобы ясно оценить событие со всеми его причинами и следствиями, надо было узнать, как протекал тот зимний день, какие короткие фразы говорил Ланглуа.
— А ты не хотела бы, чтобы я тебе рассказал всю историю Франции от Верцингеторига [11] до наших дней? — сказал Ланглуа.
— Речь не об истории Франции, — отвечала я, — но допустим, ты бы мне ее рассказал. Тогда бы весь разговор пошел в другом тоне, и я бы тебе иначе ответила, предложила бы что-то иное.
— Что именно? — спросил Ланглуа.
— Французскую королеву. Дочь нотариуса. Какую-нибудь племенную кобылку. Девицу с генеалогическим древом.
11
Вождь восставших против римлян галлов, 52 г. до н. э. (Примеч. ред.).
(Госпожа Тим и бровью не повела, но зато краем глаза поздравила меня с таким ответом.)
— Ладно, — сказал Ланглуа, — Я дешево отделался. Ну, а раз я не рассказал тебе историю Франции, то какой ты делаешь вывод?
Я налила себе полный бокал вина, пригубила. Щелкнула языком и сказала:
— Никакого вывода не делаю.
— Замечательно, — сказал Ланглуа, — именно это и требуется: не делать никакого вывода.
Госпожа Тим побарахталась за свою жизнь в доброй сотне подобных церемоний, в том числе когда выходила замуж сама, когда выдавала замуж дочерей и женила сыновей. Она не решалась говорить слово «любовь», а говорила: «наслаждения» и «звуки органа». Я ей сказала, что «наслаждения» (тут я взглянула на Ланглуа, в надежде, что он одобрит, так оно и случилось), что «наслаждения» — это слишком сильно сказано.
Тогда хотя бы «звуки органа». Госпожа Тим никак не хотела поступаться «звуками органа». Ничего страшного — так подействовал шоколадный ликер. Этот напиток подстегивает женское воображение не хуже свадебного марша.
Я атаковала Ланглуа в лоб.
— Никаких выводов, — сказала я. — Ты хочешь, чтобы все было по-честному для всех трех сторон?
— Вот именно, — отвечал он.
— А что это значит — для всех трех сторон? — спросила госпожа Тим. («Ого, — подумала я, — бутылку перед госпожой Тим оставлять нельзя, а то она станет столько же понимать в нашем разговоре, как если бы мы говорили по-эскимосски».)
— Есть сторона Ланглуа, — отвечала я, проводя линию по скатерти острием ножа. — Ланглуа хочет, чтобы никаких выводов не делалось, иными словами, хочет, чтобы ничего не загадывалось, понимаете? Не загадывать того, что произойдет. Это значит, что он хочет оставаться свободным в выборе решения. Есть также сторона избранницы, которой, как он хочет, должны определенно объяснить, что она выходит замуж, но не должна делать из этого никаких выводов.
(«Я правильно говорю?» — спросила я у Ланглуа, подняв нож острием вверх… — «Абсолютно», — ответил он.)