Король без развлечений
Шрифт:
— И есть вот эта сторона (тут я провела острием ножа на новой скатерти третью линию), сторона, на которой находимся мы: вы, госпожа Тим, прокурор и я. Ланглуа желает, чтобы на этой, третьей стороне, где находятся его друзья, тоже не делалось никаких выводов.
(А поскольку госпожа Тим сидела, широко раскрыв глаза, я уточнила: «Чтобы не было никаких иллюзий»).
— Браво, — холодно сказал Ланглуа. — Нет, правда, ты молодец, — продолжал он. — Спасибо от всего сердца. Ты необыкновенная женщина.
— Есть еще четвертая сторона, — добавила я.
— Нет, — сказал Ланглуа, — эта четвертая сторона — все остальные. На остальных мне наплевать. В том, что касается моей женитьбы, я не связан никакими обязательствами по отношению ко всем остальным. Кроме меня и той, которая согласится пойти на риск, есть только мои друзья, имеющие право на уважение в этом деле, а уважение в данном случае заключается в том, чтобы «ни у кого не оставалось никаких иллюзий».
Госпожа Тим сидела с блаженным видом (так я думала). Она молча постукивала пальчиками по руке Ланглуа.
— Не будем расслабляться, — сказала я. — В деле женитьбы обычно присутствуют два человека. Мы все говорим о женитьбе, но пока я вижу только одного мужика. Мы очень мило беседовали об уважении, об иллюзиях и различных выводах, но речь шла о том, чтобы найти женщину. При соблюдении некоторых условий я не отказываюсь от своих слов и берусь найти женщину. Важно знать, подойдет ли она. Я знаю многое, но не все, и очень рада, что госпожа Тим находится здесь и сможет сказать свое слово.
— Нельзя ли уменьшить жар от этой печки? — спросила госпожа Тим.
И верно: было жарко. Я прикрыла печку и задвинула поддувало.
— Вот что я думаю слабенькой своей головкой, — сказала я. — Если мы будем говорить, как говорили до сих пор, получится разговор на птичьем языке, с гусями или индюшками, сплошной писк и крик. Это все несерьезно. Тут есть и теории, и переживания, кто-то хочет это организовывать,да так, чтобы на всю жизнь.Не знаю уж, что бы ты стал делать со всей этой птичьей братией. Подождите, это еще не все. Есть здесь ведь и еще нечто, есть нечто совсем уж ужасное: родственники. Ты себе представляешь, что ты будешь делать с тещей и с тестем? Если коснется этого — респектабельность и камамбер, — не просите меня ни о чем, дайте мне тогда спокойно допивать мое вино. Придешь повидать меня, когда я тебе понадоблюсь. И уже тогда, если ты захочешь, я покажу тебе и как, и что, и почему. А до этого — меня ничего не касается. Говорю это, — добавила я, — потому что понимаю, какой удар получила госпожа Тим, здесь присутствующая, она — душка, но все же она живет в другом, не в моем мире, надо прямо сказать. У нее может быть другая идея, и она даже может подумать, что в этом деле я тянула одеяло на себя.
Госпожа Тим встала, обошла вокруг стола и, подойдя ко мне, обняла и поцеловала меня. Это было очень мило с ее стороны. Я смутилась, потому что из — за жары и внутреннего жара была вся потная.
— Нет у меня никакой идеи, — сказала она. — Какую еще идею могу я иметь?
— Не знаю, — сказала я. — Конечно, вы больше понимаете в делах людей благонамеренных и прочее, и прочее, в том, что я называю фермой для индеек и удавов, хотя вы их знаете лучше меня; я могу ошибаться. Собакам, может быть, удалось родить котенка, и вы, может быть, знаете именно этого котенка?
— Нет, нет, — отвечала госпожа Тим, — у собак рождаются только собаки.
Она вернулась на свое место, налила себе бокал вина и смело выпила его одним духом, до дна, как пила я с самого начала нашего ужина.
Я посмотрела на Ланглуа, как смотрит портной, когда на глазок снимает мерку для пальто.
— Она должна согласиться на тебя такого, какой ты есть?
(Он утвердительно кивнул головой.)
— Она должна согласиться на бунгало, горы, на вечный снег?
(Да.)
— Сен-Бодийо, — сказала госпожа Тим, — мой дом, разумеется, будет открыт для нее.
— Это очень важно, — сказала я.
Я опять обернулась к Ланглуа:
— Никаких тещ, тестей, своячениц, тетушек и кузин?
(Нет.)
— Не слишком старая?
(Нет.)
— Не слишком глупая?
(Нет.)
— Приятная? (Да.)
— Ну вот и все. Даже, если она окажется настоящей жемчужиной и совершенством, надо еще, чтобы она смотрела на свое положение? как на маршальский жезл. Разве не так?
(Да.)
Наступила пауза.
— В моей профессии… — продолжала я. — Во-первых, я хотела бы спросить у госпожи Тим, не знает ли она в своем кругу каких-нибудь разведенных женщин, желающих снова выйти замуж, или неоднократно овдовевших и тоже желающих опять выйти замуж…
Но тут она меня прервала и с самым невинным видом заговорила совершенно спокойно, обстоятельно, голосом, в котором не было ничего от шоколадного ликера, и отметила, что такие случаи очень часто встречаются в свете, причем даже еще более привлекательные(если так можно сказать), чем те, о которых я говорила.
— Ну вот, — сказала я просто, — вот это и есть моя профессия.С той лишь разницей, что я получала с моих мужей деньги.
— Другие тоже, — сказала госпожа Тим.
— И что я очень часто меняла мужей.
— Другие тоже, — сказала госпожа Тим.
— А что скажет мужчина? — спросила я у Ланглуа.
— Мужчина говорит, что жизнь ужасно коротка, — ответил Ланглуа.
Чтобы сохранить хладнокровие, следовало увидеть в ответе Ланглуа лишь реакцию на давно уже длившуюся дискуссию, доводы которой иногда были весьма причудливого свойства. К тому же госпожа Тим (тотчас вошедшая в то же состояние, что и я) начала многословно распространяться о профессии, употребляя массу точных терминов, проявляя глубокое знание и удивительный дар. Настолько (я это лишь позже поняла), что я была потрясена, потрясена и с этой стороны тоже. Она была очень милосердна.
Затем в течение часа с лишним мы говорили лишь о дамском белье и о духах. И вот именно во время разговора о воланах, юбках, эссенциях, запахе сена, об опопанаксе, [12] все и было решено.
Ланглуа пил ром из стакана для вина.
Закончили мы часов в десять. И пошли спать. Я проводила госпожу Тим в ее комнату. Сунула руку под простыню, чтобы убедиться, что грелка сделала свое дело.
— Хотите, я помогу вам? — спросила я госпожу Тим.
12
Растение из семейства зонтичных, используется в парфюмерии. (Примеч. ред.).