Король-девственник
Шрифт:
У Браскасу была своя цель. Ведь, Глориана сказала: «Я очень желаю этого, это так забавно»; следовательно, ей могли предложить поездку в маскарад. Он решился в эту ночь оглядеть каждую маску, заглядывать под кружево до тех пор, пока не найдет Глорианы.
Трудная задача! Но он надеялся на счастливую случайность. Bсе возможно, даже иногда самое невероятное.
Фиакр, быстро проехал несколько переулков, остановился в узкой улице, перед домом, фасад которого был ярко освещен газом, и оба спутника, взойдя по нескольким ступенькам широкой лестницы, очутились среди шумных криков, возгласов и смеха толпы масок, которые быстро мелькали перед их глазами, и были окружены каким-то желтоватым туманом от колыхавшегося света люстр.
В уборной, сверкавшей яркой позолотой, где было невыносимо жарко и душно, и куда то и дело приходили голубые, розовые, палевые домино, мелькая мимо толпившихся черных фраков; в залитой светом зале, где под звуки оркестра носятся и пестреют пары танцующих, представляя собой огромную корзину цветов, полную аромата и носимую по воле ветра; в коридорах, откуда виднеются, вроде огромного глаза, ложи, обитый красным; в совсем почти пустых уголках, куда, зевая, садятся по временам разодеты я в бархата и золото толстые фигуры, который едва не задыхаются в своих туго стянутых корсажах; в буфетах, кишащих торопливо снующими гарсонами, между черными фраками, которые сидят у столиков, держа у себя на коленях какого-нибудь пажа, и откуда слышатся веселые возгласы, смех, шум раскупориваемых бутылок и громких поцелуев — оглушительный смешанный гул, среди которого по временам слышится звонкий треск разбитого стакана; на авансценах, где выходят актрисы, в бенуарах, где прячутся — всюду Браскасу и князь Фледро — Шемиль тревожно искали Глориану — камергер, заглядывая в мужские домино, а тот окидывая взглядом группы женских затылков и плеч — так как, чтобы узнать Франсуэлу, ему незачем было даже заглядывать в лицо. Тщетные поиски! Глорианы не было в Опере, милосердный боже! Они удалились оттуда, усталые, разбитые, мрачные.
Кучер спросил:
— Куда поезжать?
— Туда, где танцуют! — закричал ему Браскасу.
В эту ночь танцевальные вечера низшего разряда, конкурирующее с Оперой дешевизной входной платы, также сверкали огнями и оглашались звуками оркестров. Фиакр остановился близ одного бульвара, в отдаленной части города, перед высокими белыми и раззолоченными портиками, откуда неслась громкая музыка и шумный смех, и виднелся яркий полукруг света.
Задыхаясь от смешанного запаха различных духов и столба стоявшего едкого дыма, который резал глаза, князь и парикмахер побежали по обширным залам, где люди низшего сорта, в растрепанных маскарадных костюмах, копоть свечей, духота шум — все, в общем, заставляет входящего вдыхать в себя испарения пота и вина.
— Глориана не может находиться здесь, — сказал камергер.
— Кто знает! — возразил Браскасу.
Уже в течение трех часов они осматривали все эти трущобы и норы безо всякого результата. Не встретилось даже ни малейшего сходства, которое могло бы пролить хоть слабую надежду на успех,
— Куда теперь прикажете ехать? — спросил кучер.
Браскасу закричал:
— Всюду, где ужинают.
Они бродили, преследуемые насмешками, по залам заурядных, шумных, ярко освещенных ресторанов, пропитанных духотой, испарениями жареного мяса. Среди звона тарелок, скрипа ножей и беготни одурелых гарсонов, несколько женщин, сняв свои маски, бессильно склонялись к столу, держа голыми руками стаканы с вином, или уткнувшись в тарелки, подсмеивались над мужчинами и своими подкрашенными губами чуть не прикасались к их лицам.
Они останавливались на всех площадках лестниц, во всех узких длинных коридорах — в то время, как домино, с опущенным на лицо капюшоном, переговаривались между собою вполголоса и потирали руки, предвкушая близость блаженства; — подсматривали в скважины кабинетов, откуда несутся грубые восклицанья разговаривающих, а на зеркальной двери то и дело появляются и исчезают отражения красных шиньонов. Обошли все, этажи ресторанов, находящихся на бульварах, вплоть до кабачков, отыскивая Глориану, и все понапрасну! Потом — отпустив фиакр, так как лошадь выбилась из сил, очутились пешком на улице, среди утреннего движения рынка, утомленные, разбитые, чувствуя жар в глазах и сухость во рту и ноздрях разом, охваченные свежим, влажным воздухом, предшествующим восходу солнца, и сыростью разложенных овощей.
Они шли, молча, занятые одной и той же мыслью. Нужно было вернуться в отель: быть может, Глориана вернулась. Это было не только возможно, но не подлежало сомнению. Князь, встревоженный явным беспокойством своего компаньона, хотел верить этому, Браскасу — нет. Он хорошо знал дикое и свободное создание, которое поддавшись соблазну, скорее из высокомерного равнодушия ко всему, нежели по слабости характера, могла сразу порвать с ним. Один случай отдал Франсуэлу в руки Браскасу, другой мог отнять ее у него. Отнять ее! в такую минуту! именно, тогда, когда, благодаря неожиданному случаю, он мог сделаться исполнителем королевского каприза, за дорогую плату! Ах, если бы ему под руку подвернулся тот человек, который увел ее в этот вечер, и который, быть может, не выпустит ее более! И Браскасу, сжав кулаки, размышлял о неудаче, со злой гримасой на лице и опустив голову.
— Взгляните! — вскричал князь Фледро-Шемиль
— Где?
— Взгляните, говорю вам!
Браскасу поднял голову. Он увидел в сероватом тумане длинную улицу, пустынную, молчаливую, с закрытыми всюду ставнями: вдали, то там, то тут, высясь над стеками, обрисовывались деревья, ветви которых как бы прорезали туман; птицы, перелетая с одной крыши на другую, издавали короткий, резкий крик.
Эта улица была еще незнакома Браскасу; ведь он так недавно приехал в этот город. Что же касается камергера, то он бывал здесь уже несколько раз, но только никогда не жил подолгу.
Желая, идти в «Гранд Отель», оба они ошиблись дорогой и теперь заблудились.
— Э! ну, так что ж из этого? — сказал Браскасу, у которого тревожное состояние вполне разогнало сон. — Мы легко можем отыскать дорогу.
— Не в том дело! Посмотрите туда: впереди вас. Разве вы ослепли?
— Черт возьми! — вскричал Браскасу.
Направо от пешеходов, несколько вдали, белел силуэт слабо освещенной изнутри одной из тех таверн, нередко попадающихся и в богатых кварталах, куда заходят распить бутылку пива и съесть кусок ветчины английские кучера и грумы. Вероятно, хозяин этой таверны, пользуясь ночью карнавала, приютил у себя нескольких ночных шалопаев из более зажиточного класса жокеев.
Возле только что захлопнувшейся двери, среди прозрачных утренних сумерек, обрисовалась фигура маленького человека, с трудом стоявшего на ногах и делавшего напрасные усилия двинуться дальше; слабое дуновение ветра откидывало в разные стороны разноцветный ленты, украшавшая его шелковую одежду; а среди всей этой пестроты красок выделялась черная курчавая голова, с белыми зубами и белыми же белками глаз, так что сама эта фигура казалась каким-то блестящим красным шариком, украшенным местами жемчужинами. Браскасу сказал:
— Это, должно быть, тот самый негр, который приезжал за Глорианой!
— Да, очень может быть, — отвечал князь. — Костюм его сходен с тем, который описал нам театральный служитель. Чёрт! это самый благоприятный случай, для наших розысков! Нужно расспросить этого лилипута.
— Нет.
— Почему же?
— Он не ответит, потому что слишком пьян для этого, чтобы понять, о чем его спрашивают. Видно, что он пропьянствовал всю ночь в таверне. Кроме того, ему, верно, предписано строжайшее молчание, и поэтому, если бы он даже и не был пьян, мы ничего не добились бы от него.