Король драконов и Принцесса-Апельсин
Шрифт:
От озера доносились человеческие голоса и плеск воды.
– Кто-то купается, – шепнул мне Капанито, который сегодня заменил провинившегося Лионеля.
– Ясно, что купается. Ещё бы знать – кто, – заметила я, настороженно вслушиваясь в утреннюю тишину.
Может, прихвостни Ламброзо решили нападать на рассвете? А теперь что? Купаются перед поджогом?..
– Прикажете проверить? – услужливо спросил Капанито.
– Да… – начала я, но тут по апельсиновой роще раскатился очень знакомый смех, и мне мгновенно стало жарко, как на солнцепёке.
Так смеяться мог только король Рихард.
–
– Милорд! – переполошился он. – Разрешите, я с вами!..
– Ждите здесь, – отрезала я. – Это приказ. Не обсуждается.
Я нырнула в заросли олеандра и покралась в сторону озера, всё больше убеждаясь, что слух меня не обманул – в роще, действительно, был король-дракон. Один голос принадлежал ему. А второй… второй голос был голосом герцога Тюнвиля.
С чего это дракошки решили поплескаться в нашем озере? Моря им мало?
Эта местность была мне знакома. Когда-то в детстве мы с братом воровали здесь апельсины (детская шалость, ничего другого). Но многое изменилось с тех пор, и я подошла к озеру не с северной стороны, как хотела, чтобы увидеть местность с возвышенности, а с северо-востока, немного забрав влево. Я старалась идти бесшумно и смотрела себе под ноги, и только поэтому не наступила на пятерых людей, лежавших рядком неподалёку от берега.
Все пятеро были связаны, и во рту у каждого торчал кляп. Увидев меня, они задёргались и замычали, умоляя об освобождении, но я только смотрела на них, оторопело хлопая глазами и испытывая огромное желание выругаться. Потому что одного из них узнала сразу – Манчини, сводный брат графа Ламброзо. А остальные четверо, судя по всему – его сообщники. Незадачливые поджигатели. Получается, кто-то опередил нас и схватил разбойников? Но кто?.. Драконы?..
Запоздало шарахнувшись в кусты, я первым делом отдышалась и потёрла виски, собираясь с мыслями. Король и его брат каким-то образом узнали о нападении, заявились на границу, перехватили людей Ламброзо, обезвредили, связали и притащили сюда, сложив кучкой? А теперь плещутся, наслаждаясь водичкой?..
Надо было бежать, сломя голову, но какая-то неведомая сила потянула меня к озеру, и я не смогла ей противиться. Опустившись на колени, я сначала на четвереньках, а потом и ползком пробралась через кусты и выглянула, раздвинув траву.
Озеро было круглым, как апельсин, и сейчас казалось почти чёрным. На его поверхности белыми звёздами светились кувшинки, которые простолюдины называли цветами фей.
Среди этих цветов лениво плавали король и его брат – перевернувшись на спину, заложив руки за голову и глядя в небо. По моей спине пробежали мурашки, когда я заметила, что вместо ног у мужчин извиваются змеиные хвосты. Обратившись в драконов лишь наполовину, и король, и герцог выглядели ещё страшнее, чем если бы стали драконами от макушки до пяток.
– …я всё проверил, – донёсся до меня голос Рихарда. – Придраться не к чему. Везде порядок, всё отлажено. С пиратами он разобрался без моей помощи, да ещё и водоканал прорыл. Он просто идеален, этот принц Альбиокко. У кого ни спроси – все говорят, что он – само совершенство.
– Принцесса Хильдерика обожает это совершенство, – прошипел герцог Тюнвиль. – Ты бы видел ее лицо, когда она говорила о нём…
– Ревнуешь? – спросил Рихард, перевернулся на живот и поплыл к берегу.
Но не вразмашку, как плавают обыкновенные люди, а прижав руки к бокам и по-змеиному извиваясь всем телом. Его хвост взбил гладкую, маслянистую поверхность озера в пену, и я невольно загляделась, потому что купание драконов, и правда, выглядело завораживающе – особенно на рассвете, в пустынной (или почти пустынной) апельсиновой роще, когда цветы на ветках только-только начали распускаться, и пахло горьковатой свежестью, которая смешивалась с влажным запахом травы. Было в этом что-то первозданное, что-то дикое, но в то же время – завораживающее. Наверное, так драконы очаровывали наивных человеческих женщин, чтобы обольстить их и совратить с истинного пути. Ну и бросить потом, как ненужную вещь, разумеется.
Тюнвиль последовал за братом, безжалостно рассекая заросли нежных цветов. За ним тоже тянулся пенный след, и я видела, как извивался в воде змеиный хвост – тугой, оплетённый до самого кончика серебристой чешуёй, с роговой «стрелкой» на конце.
В какой момент полузмеи превратились в людей, я не заметила – это произошло в одну секунду. Только что в тёмных волнах мелькали чешуйчатые хвосты – и вот уже на берег выбираются двое голых мужчин.
Рихард по-собачьи встряхнул головой, Тюнвиль аккуратно отжал промокшие длинные волосы, а потом братья уселись на траву, возле брошенной одежды, и продолжили беседу, глядя на восток, где уже розовело небо.
– Не тронь его, – сказал Рихард. – Ты мне что говорил? Какое тебе дело, чем там занимается принц с женой… Говорил: с людьми не сражаюсь… А сам чуть в глотку ему не впился.
– Да уже понял, – презрительно сплюнул Тюнвиль, – что ты приберёг сопляка для себя. Надеюсь, ты очень скоро свернёшь ему его цыплячью шею.
Рихард промычал в ответ что-то невнятное.
– Она всё равно не оставит его, – ожесточённо продолжал герцог. – У женщин нет никакого ума! Цепляется за этого смазливого щенка, а он только ноги об неё не вытирает.
– Женщины – странные существа, – сказал Рихард.
Женщины – странные?
Я чуть не фыркнула, затаившись в кустах.
Женщины – странные! И это говорят два голых дракона в человечьем обличии!
Но Тюнвиль-то! Тюнвиль! Так и знала, что он подкатывает к Хильдике, хитрющий змей! Решили прикончить принцу, чтобы забрать его жену? О, как это по-драконьи!
– Пока он жив, она его не оставит, – Тюнвиль говорил с таким отвращением, будто уже пережёвывал принца Альбиокко, и тот оказался невкусным, как старая курица.
– Тебе она на самом деле понравилась, – равнодушно спросил Рихард, – или задело, что девица предпочла человека дракону?
– Кого там можно предпочесть?! – так и вспыхнул Тюнвиль. – Сопляк даже не знает, с какой стороны подойти к женщине. Наверное, думает, что дети появляется от молитв. А принцесса Хильдерика – она… – он помолчал и продолжал: – она – как спелый апельсин. Только и ждёт, когда её сорвут.
За одни эти слова можно было выскочить и настучать по драконьей морде чем-нибудь потяжелее, но я сдержалась, хоть и с трудом. Послушаем, что ещё наболтают братцы.