Король драконов и Принцесса-Апельсин
Шрифт:
Только что поставленные на ноги пленники рухнули на колени и замычали так отчаянно, что Рихард расхохотался до слёз.
– Вы не можете… – залепетал Манчини. – По королевской Правде – штраф…
– Так штраф – маленький, – скучающим тоном произнёс Рихард, в очередной раз вздёргивая на ноги пленников, как марионеточных кукол за ниточки. – А гады вы – большие. Лучше решить дело быстро. И возни меньше, и никто не узнает.
Поляна вновь огласилась горестными стонами и мычанием, а Манчини завопил вне себя от ужаса:
– Узнает! Узнает!.. Здесь был принц, он нас видел!..
Драконы переглянулись, и Рихард выпустил пленного, которого только что поднял с земли. Человек тут же свалился, как подкошенный, а за ним повалились мешками остальные. Зато Тюнвиль прихватил графского брата покрепче и хорошенько встряхнул.
– Кто был здесь? – спросил он с угрозой. – Кого ты тут видел? Когда?..
Рихард подошёл и встал рядом, исподлобья уставившись на пленника.
– Принц Альбиокко видел нас связанными, – торопливо заговорил Манчини, глотая слова. – Он судит по справедливости, он этого не оставит…
– Принц Альбиокко был здесь? – почти тупо переспросил Тюнвиль, чувствуя, как в груди начинается настоящая буря. – Вот здесь, сейчас?
Человек быстро закивал и пустил слезу. Тюнвиль с проклятьем отшвырнул его, тот упал и пополз к своим сообщникам.
– Это щенок и тут успел, – сказал Тюнвиль вполголоса. – Если эта мразь не врёт, конечно.
– Не вру! Не вру! – заголосил Манчини. – Он видел!.. Он не позволит!..
Рихард шикнул на него, и тот замолчал, как умер. Остальные тоже притихли, слышно было только сопение, да ещё кто-то шмыгал носом.
– Там была девица, – сказал Рихард, подумав.
– Там был распрекрасный принц, – процедил сквозь зубы Тюнвиль. – Обвешанный золотом.
– Не делай из меня полоумного, – огрызнулся Рихард. – Принц никогда не носил золота. И я бы не перепутал девицу с…
– Хватит уже, – перебил его брат. – Знаток! Чья золотая цепь у тебя валяется? Он тогда к нам в шатёр пришёл – весь разнаряженный, как кокетка.
– Сидел в кустах и следил за нами? Да ну, – не слишком уверенно предположил Рихард.
– Подслушивал, – догадался Тюнвиль, и лицо у него стало бледным и злым. – И слышал, что я говорил о ней! – он тяжело задышал, и черты лица его еле заметно исказились – будто из человеческой оболочки выглянуло вдруг чудовище. – Он её тогда ударил, из-за меня. А теперь…
– Послушай, ты мне сам говорил… – начал Рихард предостерегающе.
– Я его остановлю, – выдохнул Тюнвиль, глядя на брата невидящими глазами. – Не позволю!
– Не делай глупостей, – только и успел сказать Рихард, как Тюнвиль извернулся всем телом и превратился в дракона, раздирая в клочья одежду, ломая кусты олеандра и молодые апельсиновые деревца, подвернувшиеся ему под лапы.
Рихарда сшибло ударом хвоста, и он, крякнув, улетел на другой конец поляны, врезавшись в пень. Пленники от ужаса перестали даже дышать, не то что сопеть, и вжались в землю, с ужасом наблюдая, как дракон с чешуёй цвета тёмного серебра разворачивает перепончатые крылья, берёт разбег и взлетает над рощей в утреннее небо.
– Вот дурак, – проворчал Рихард, поднимаясь и почёсывая ушибленные бока. – Теперь, значит, мне их до города вести? – он обвёл взглядом лежавших на земле мужчин и рыкнул: – А ну, поднялись! И побежали впереди меня! Кто отстанет, тому сразу ноги отъем!
Второй раз повторять не пришлось. Пленники неуклюже поднялись, толкаясь и наступая на верёвку, а потом затрусили вереницей по направлению к Солерно.
Что касается Тюнвиля, он преодолел расстояние от озера до города за четверть часа. Утренняя дорога была пустынной, и, хотя дракон зорко вглядывался в каждый поворот – принца Альбиокко не обнаружил. Наверное, трус опять отсиживался в кустах.
Когда впереди показались башни дворца Солерно, Тюнвиль поубавил прыти.
Где окна покоев принца и принцессы он, примерно, знал. Но как добраться до них в человеческом обличии? По стене, среди белого дня – не получится, а если опуститься драконом на крышу, то можно и крышу сломать. А подняться по лестнице, как все обычные люди, и скрестись ноготочком в дверь, умоляя открыть – нет, это точно не подходит.
Не придумав ничего лучше, Тюнвиль сделал круг над башней и принял человеческий облик, рухнув на черепичную крышу.
Бешеный прыжок и безумный поступок – но Тюнвиль не хотел терять время. Кто знает, когда принц доберётся до своей жены, и что устроит при встрече.
Едва не свалившись по скату, Тюнвиль успел ухватиться за флюгер, а потом спустился на карниз, заглядывая во все окна, которые не были закрыты ставнями.
Комнаты были пустыми, в одной он увидел неразобранную постель с атласным вышитым одеялом и забытым на подушке молитвословом, зато в другой – смежной – обнаружил ту, которую искал. Принцесса Хильдерика спала в кресле, одетая и с пяльцами на коленях. Клубочек алого шёлка скатился на пол, затаившись у девичьей туфельки, видневшейся из-под длинной юбки, и там же лежали ножницы для рукоделия – маленькие, с перламутровыми кольцами, для тонких и нежных пальцев, какие бывают лишь у истинных красавиц.
Тюнвиль невольно облизнулся, будто вместо девушки увидел лакомое блюдо. Впрочем, она и была такой – девственница благородных кровей. Из тех, что греют лучше золота и вина. Только это уже заставляло кровь бурлить, а принцесса ещё и такая строптивица… Хитрец Рихард сразу его разгадал, сразу понял, чего ему захотелось. Вернее – кого.
Дракон перебросил ногу через подоконник и нечаянно сбросил шкатулку, которую не заметил за полупрозрачной шёлковой занавеской.
Шкатулка упала, и крышка отлетела, а по каменному полу рассыпалась какая-то травяная труха, пахнущая пряно и прохладно.
Принцесса Хильдерика вздрогнула и открыла глаза, сонно хлопая ресницами.
Впрочем, сон сейчас же соскочил с этих длинных ресниц, потому что девушка увидела Тюнвиля, который лез в окно в чём мать родила.
– Вы… вы… – принцесса вцепилась в подлокотники кресла, широко распахнув глаза. – Вы что здесь делаете?!.
– Спасаю вас, – заявил Тюнвиль, забираясь в комнату.
– Спасаете?.. – повторила она, медленно поднимаясь из кресла. – От кого?..
– От вашего мужа, – рыкнул дракон, пролез, наконец, в окно и встал в полный рост. – От этого ничтожества, которое вы почему-то защищаете!