Король гнева
Шрифт:
— Не настаивай. Я вычту лишние часы из нашего следующего свидания.
— Значит, будет и следующее свидание.
— Может быть. Зависит от того, будешь ли ты продолжать меня раздражать или нет.
Его глубокий раскатистый смех пробежал мурашками по моему позвоночнику.
— Я не часто бываю в Бруклине, но с тех пор, как здесь живет девушка моего брата, я стал бывать чаще, — его рот тронула гримаса. — Угадай, как ее зовут.
— Понятия не имею.
— Лиф, — сказал он категорично. — Ее зовут Лиф Грин.
Я
— У ее родителей уникальное чувство юмора.
Лиф Грин? Должно быть, ее школьные годы были ужасными.
— Она помогает Луке делать «внутреннюю работу», чтобы это, черт возьми, ни значило. Но он не употребляет кокаин и не напивается до бессознательного состояния в ночном клубе, так что это прогресс, — тон Данте был сухим.
— Как дела между тобой и Лукой? — он упомянул, что они стали больше разговаривать, но я не знала, на какой стадии находятся их отношения.
Данте налил стакан мятного чая со льдом и подвинул его ко мне через стол.
— По-разному. Не плохо, но... другие. За последний год он повзрослел, и я уже не так сильно беспокоюсь о том, что посреди ночи мне позвонят и попросят освободить его из тюрьмы. Мы договорились о совместных обедах раз в два месяца, — еще одна гримаса. — Последний раз мы были у Лиф дома, и она приготовила гребаную курицу с тофу.
Раздался смех.
— Тофу может быть вкусным, если его правильно приготовить.
— Тофу как тофу, а не как курица. Курица должна быть курицей, — прорычал Данте. — И, если тебе интересно, нет, она не приготовила его правильно. На вкус он был как жевательный картон.
Я не могла удержаться от смеха.
Общественность считала, что мы все еще помолвлены, но мне не хватало именно таких частных моментов — маленьких шуток и отступлений, личных деталей, разговоров на обыденные темы, которые в целом значили не меньше, чем более значимые беседы.
Любовь не всегда была связана с большими моментами, чаще с маленькими, соединяющими главные.
Это свидание было похоже на один из таких моментов. Ступенькой на нашем пути к потенциальному примирению.
Я еще не была готова полностью довериться Данте, но однажды я смогу.
— Для человека, у которого много лет не было серьезных отношений, у тебя неплохо получается организовывать такие свидания, — сказала я после того, как мы закончили есть. Мы прошлись по саду, чтобы размять ноги и впитать окружающую обстановку, прежде чем уйти.
Вокруг нас цвели весенние цветы — сирень, пионы и азалии, кизил, дикая герань и испанские колокольчики. В воздухе витали сладкие ароматы природы, но я едва замечала их. Я была слишком отвлечена ароматом Данте и теплом, исходящим от его тела.
Оно касалось моего бока, теплое и тяжелое несмотря на то, что мы шли на приличном расстоянии друг от друга.
— Это легко, когда ты знаешь другого
Мое сердце на мгновение дрогнуло.
— И ты думаешь, что знаешь меня?
— Мне нравится думать, что знаю.
Мы остановились в тени близлежащего дерева, его ствол прижался к моей спине, а ветви раскинулись над головой под пологом листвы.
Солнечный свет пробивался сквозь листву, превращая глаза Данте в цвет насыщенного расплавленного янтаря. Пятичасовая тень подчеркивала его сильную челюсть и щеки, и все мое тело покалывало, когда я вспоминала, как эта щетина щекотала мою внутреннюю сторону бедер.
Воздух заискрился, как зажженная спичка в луже бензина.
Все накопленное тепло, которое мы подавляли во время обеда, вырвалось на поверхность бессовестной волной. Моя кожа вдруг стала слишком горячей, а одежда — слишком тяжелой. Электрическая связь змеилась вокруг нас, медленная и извилистая.
— Например... — неужели мой голос всегда был таким высоким и придыхательным?
— Например, я знаю, что ты все еще боишься, — мягко сказал Данте. — Я знаю, что ты не готова полностью довериться мне снова, но ты хочешь этого. Иначе тебя бы здесь не было.
Его взгляд пронзил мою маску, словно она состояла из одних лишь вздохов и шепота.
Еще одно колебание сердца.
— Это довольно смелое предположение.
— Возможно, — шаг приблизил его. Мой пульс участился. — Тогда скажи мне. Чего ты хочешь?
— Я... — его кончики пальцев коснулись моего запястья, и мой пульс резко участился.
— Что бы это ни было, я дам тебе это, — Данте переплел свои пальцы с моими, его взгляд был твердым. Горячим.
Слова ускользали от меня, теряясь в дымке, застилавшей мой мозг.
Мы смотрели друг на друга, в воздухе висела тяжесть от того, что мы хотели, но не могли сказать.
Янтарь превратился в полночь. Тело Данте было изумительно напряженным: челюсть твердая, плечи напряжены так, что мышцы почти вибрируют.
Его следующие слова прозвучали низко и грубо.
— Скажи мне, чего ты хочешь, Вивиан. Ты хочешь, чтобы я стоял на коленях?
О Боже.
Кислород исчез, когда он медленно опустился на землю, движение было одновременно гордым и покорным.
Его дыхание легло веером на мою кожу.
— Ты хочешь этого? — его пальцы проследили путь от моей руки вниз по задней части моей ноги, оставляя за собой огонь.
Мои мысли путались, но мне хватало здравого смысла, чтобы понять, что речь идет не о сексе. Речь шла об уязвимости. Искупление. Об отпущении грехов.
Это был поворотный момент, замаскированный под несущественный и сжатый в одно слово.
— Да, — это был одновременно приказ и капитуляция, стон и вздох.
У Данте перехватило дыхание.