Король гордости
Шрифт:
— Можно мне? — Я кивнул на скамейку.
Изабелла соскользнула со своего места, а я занял освободившееся для нее место, отрегулировал высоту скамейки и снова прикоснулся к клавишам, на этот раз вдумчиво. Я сыграл только вторую часть, но я практиковался в «Hammerklavier» с детства, когда настоял, чтобы мой учитель фортепиано пропустил легкие пьесы и вместо этого научил меня самым сложным композициям. Было труднее войти в это без первого движения в качестве прелюдии, но мышечная память помогла мне пройти через это.
Соната закончилась грандиозным
— Хм. — Изабелла казалась не впечатленной. — Моя была лучше.
Моя голова резко дернулась вверх.
— Прошу прощения?
— Извини. — Она пожала плечами. — Ты хороший пианист, но тебе чего-то не хватает.
Это чувство было настолько незнакомым и неожиданным, что я мог только вытаращить глаза, мой ответ затерялся где-то между изумлением и негодованием.
— Мне чего-то не хватает, — эхом повторил я, слишком ошарашенный, чтобы придумать оригинальный ответ.
Я лучшим в своем классе закончил Оксфорд и Кембридж, преуспел в теннисе и поло и свободно говорил на семи языках. Я основал благотворительную организацию для финансирования искусства в недостаточно обслуживаемых районах, когда мне было восемнадцать, и я был на быстром пути к тому, чтобы стать одним из самых молодых руководителей Fortune 500 в мире.
За тридцать два года моего пребывания на земле никто никогда не говорил мне, что мне чего-то не хватает.
Хуже всего было то, что при ближайшем рассмотрении Изабелла оказалась права.
Да, моя техника превзошла ее. Я точно ударил по каждой ноте, но пьеса не вдохновила... Ничего. Приливы и отливы эмоций, которые характеризовали ее исполнение, исчезли, оставив после себя стерильную красоту.
Я никогда не замечал этого, когда играл сам, но после ее выступления разница была очевидна.
Моя челюсть сжалась. Я привык быть лучшим, и осознание того, что я им не был, по крайней мере, не в этой конкретной песне, раздражало.
— Чего именно, по-твоему, мне не хватает? — Спросил я ровным тоном, несмотря на рой мыслей, вторгшихся в мой мозг.
Мысленное примечание: Заменить игру на фортепиано теннисом с Домиником, пока я не устраню эту проблему. Я никогда не делал ничего менее чем идеально, и это не было бы для меня исключением.
На щеках Изабеллы появились ямочки. Казалось, она получала огромное удовольствие от моего недовольства, что должно было привести меня в ярость еще больше. Вместо этого ее дразнящая усмешка почти вытянула из меня ответную улыбку, прежде чем я поймал себя на этом.
— Тот факт, что ты не знаешь, является частью проблемы. — Она шагнула к двери. — Ты разберешься с этим сам.
— Подожди. — Я встал и схватил Изабеллу за руку, не задумываясь.
Мы замерли в унисон, наши глаза встретились на том месте, где моя рука обхватила ее запястье. Ее кожа была мягкой на ощупь, и трепетание ее пульса соответствовало внезапному учащению моего сердцебиения.
Тяжелая, пропитанная напряжением тишина разрасталась вокруг нас, как гриб. Я был сторонником науки; я не верил ни во что, что бросало вызов законам физики, но я мог бы поклясться, что время физически замедлилось, как будто каждая секунда была заключена в патоку.
Изабелла заметно сглотнула. Крошечное движение, но этого было достаточно, чтобы законы встали на свои места и вмешался разум.
Время ускорилось в своем обычном темпе, и я отпустил ее руку так же резко, как и схватил ее.
— Прошу прощения, — сказал я, мой голос был напряженным. Я изо всех сил старался не обращать внимания на покалывание в моей ладони.
— Все в порядке. — Изабелла коснулась своего запястья, выражение ее лица было рассеянным. — Тебе кто-нибудь говорил, что ты говоришь как статист из «Аббатства Даунтон»?
Вопрос прозвучал так далеко из левого поля, что потребовалось мгновение, чтобы до него дошло.
— Я... что?
— Статист из «Аббатства Даунтон». Знаешь, это шоу о британской аристократии начала двадцатого века?
— Я знаю это шоу.
— О, хорошо. Просто подумала, что дам тебе знать на случай, если ты этого не сделал. — Изабелла сверкнула еще одной ослепительной улыбкой. — Тебе следует попытаться немного расслабиться. Это могло бы помочь тебе в игре на пианино.
Во второй раз за эту ночь слова покинули меня.
Я все еще стоял там, пытаясь понять, как мой вечер прошел так неудачно, когда за ней закрылась дверь.
Только по дороге домой я понял, что ни разу не подумал о голосовании генерального директора или о сроках его проведения с тех пор, как услышал Изабеллу в фортепианной комнате.
ГЛАВА 4
— Мама спрашивала о тебе на днях, — сказал Габриэль. — Ты приезжаешь домой только раз в год, и она обеспокоена тем, что ты делаешь на Манхэттене...
Я нахмурилась, глядя на полупустую страницу передо мной, пока мой брат продолжал бессвязно болтать и уже пожалела, что ответила на его звонок. В Калифорнии было всего шесть утра, но его голос звучал бодро и собранно, как всегда. Вероятно, он был на беговой дорожке в своем офисе, читал новости, отвечал на электронные письма и пил один из своих отвратительных антиоксидантных коктейлей.
Тем временем я гордилась собой за то, что встала с постели раньше девяти. Сон оказался неуловимым после вчерашней встречи с Каем, но я подумала, что, может быть, только может быть, этого странного переживания будет достаточно, чтобы высвободить несколько предложений для моей рукописи.