Король и спасительница
Шрифт:
— Сезоны у них тут быстро сменяются, что ли… Хорошо хоть теплую одежду взяли.
— Ну и куда пойдем? — Натка оглядела пустынный луг.
— Наверное, к лесу, Лид говорил, что если его пройти, то за ним начинается город.
— Да, только его, вот именно, вначале пройти надо… Ты спички взяла?
— Угу.
— Ну пошли.
Мы пошуршали по высокой траве. Пасущаяся возле трона корова выдала нам вслед задумчивое «му». Все шло как-то не так. Никакого намека на присутствие Лида, бесконечное поле, спокойно светящее сверху белое солнце… Ко мне в голову начали закрадываться нехорошие мысли о том, что мы можем никогда и не найти короля среди этих необъятных просторов. Правда, когда я озвучила эти мысли Натке, она успокоила меня:
— Да ладно, этот уж не потеряется. Зуб даю, скоро мы встретим каких-нибудь стонущих под его игом жителей.
— Ты думаешь, он опять захватил власть?
— А почему бы и нет. Это же его страна… Уф, наконец-то лес.
— Наконец-то? — переспросила я в сомнении, глядя в темную чащу. Местные деревья походили скорее на очень высокие кусты со спутанными серыми стволами, через которые было трудно пролезть. Внизу стояла сухая трава, посыпанная опавшими листьями. Что-то слегка потрескивало и ворковало — наверное, какие-то птицы. Потом треск вдруг усилился, и мы задрали головы, высматривая самолет. Но на безоблачном небе ничего не показалось, а треск постепенно затих вдали.
— Гм, — сказала Натка, переступая с ноги на ногу. — Ну пошли в лес, что ли.
— А мы там не заблудимся, а, Нат?
— Не знаю. Давай на всякий случай фонарики вытащим и ножи, чтобы зарубки делать.
Опустив рюкзаки на траву, мы долго ковырялись в них, выискивая нужные предметы. За это время успела усилиться и утихнуть еще парочка подозрительных тресков, а самолета так и не показалось.
Наконец мы умяли вывалившиеся из рюкзаков лишние вещи, вскинули сами рюкзаки на спины, и крадучись, держа в левых руках фонарики, а в правых — тупые столовые ножи, взятые у бабушки, вступили в темный лес.
Под нашими ногами захрустели листья, они же сыпались нам на плечи, когда деревья колыхались от ветра. Шли мы, наверное, две минуты, а мне уже стало не по себе.
— Нат, мы с пути-то не собьемся?
— А у нас нет толком никакого пути. И вообще, мы с тобой астрономы, значит, будем держать путь по солнцу. Видишь, вон оно, между ветками? Пошли туда, там как раз вроде деревья чуть пореже стоят.
— Ага. Пошли, — я кивнула, и, глубоко вдохнув, сделала вслед за подругой несколько шагов…
Мне в лицо ударил свет, земля куда-то провалилась, и под ногами захлюпало. Приземлившись то ли в грязь, то ли в лужу, я вскочила и поняла, что деревья кончились. Наш дремучий лес оказался лесополосой шириной от силы метров тридцать, и мы, пройдя ее насквозь, очутились в болотистой канаве-низине. Рядом, на некотором возвышении, была насыпь из чего-то вроде белого утрамбованного песка с камнями. В ней виднелись глубокие колеи явно колесного происхождения.
— Ну вот, опять дорога, — сказала я, отряхиваясь. — Прямо так же, как когда к Сьедину ходили.
— А дороги-то у них тут, между прочим, так себе… — начала Натка, но ее слова прервал оглушительный треск вперемежку с громкими выстрелами, и из-за пышного дерева, закрывающего дорогу, взметая песок и мелкие камушки, выехала несусветная конструкция. Основу ее составляло нечто вроде плохо сбитого деревянного ящика, который подпрыгивал на громадных колесах, также с деревянными спицами, зато имеющих нечто вроде велосипедных шин. Спереди к конструкции была привязана большущая одиночная лампочка, изображающая фару, которая явно держалась на одном гвозде, а из-под днища вверх выгибалась грубо сделанная труба, и эта труба трещала, стреляла и плевалась клубами черного дыма. В недрах «машины» я с трудом разглядела человеческую фигуру, замотанную прокопченными тряпками по самые глаза, будто мумия. За дымом водитель нас, кажется, и вовсе не заметил, машина проследовала мимо на скорости детского велосипеда и кое-как скрылась за поворотом.
Откашляв дым, мы с Наткой потрясли головами, чтобы в ушах утих треск, и переглянулись.
— Ну чего, — сказала подруга, — голосовать не будем?
— Обойдемся, — кивнула я.
— Тогда пошли.
— Вдоль дороги?
— Да тут все равно недалеко. Лид своих недооценил, королевство-то расширилось, — Натка кивнула себе за спину. Я повернулась и даже вздрогнула.
Оказывается, мы находились на довольно большом холме. Дорога сбегала с него вниз, петляла между деревьями и впадала в расстилающийся от края до края горизонта неприятный на вид город с невысокими треугольными домами, серыми квадратными промышленными постройками и торчащими между ними заводскими трубами, которые старательно коптили небеса. Квадраты черной земли распаханных полей поблизости от городской окраины делали картину еще более сумрачной.
— Здоровенный какой, — помолчав, сказала я. — Наверное, Лид туда пошел?
— А куда бы он еще делся. Такое не пропустишь. Эх, выехали на природу, называется… Пошли, что ли, чего стоять? — подруга вздохнула и потихоньку начала спускаться с холма. Я, тоже вздыхая и хмурясь, поспешила за ней.
Оказалось, идти нужно было весьма далеко. Пока мы топали по обочине, мимо нас пропылила еще парочка здешних пародий на машины, но основным транспортом тут, как вскоре выяснилось, были все-таки не они. Когда мы спустились вниз и пошли среди полей, движение чуть усилилось, и из прилегающих дорог принялись выезжать облепленные грязью скрипучие телеги, запряженные кем-то, кого можно было бы с натяжкой назвать лошадьми, если бы не ветвистые рога, лопухастые уши, козлиные бороды и неестественно-белые пушистые шкуры — животные почему-то все были голубоглазыми альбиносами. В телегах ехали на кучах сухой травы или грудах грязных овощей замызганные хмурые люди: что мужчины, что женщины — в однотонной сероватой одежде. На нас они не обращали особенного внимания: видимо, мы со своими темно-серыми куртками хорошо вписались в общую картину.
Однако, по мере нашего приближения к городу, за первенство с телегами стал соперничать еще один вид транспорта, похожий на большие мотоциклы с колясками, только приводимые в движения педалями, как велосипеды. На этих велосипедомотоциклах сидели личности как мужского, так и женского пола, с неизвестно чем гордыми физиономиями. Судя по всему, они относились к более зажиточному слою населения: их наряды не состояли, как у крестьян, из серых лохмотьев, а были довольно красивыми и аккуратными, хотя, на мой вкус, и несколько простоватыми, безо всяких узоров, приглушенно-пастельных цветов. Разглядеть их как следует мне не удалось: велосипедисты носились куда быстрее здешних машин.
Я проводила взглядом очередную велосипедистку в бежевом платье с закрытым воротом, переходящем в такой же бежевый накинутый на голову платок, отшатнулась от очередной телеги с грязным стариком в лохмотьях, и, восстановив равновесие и оглядевшись, увидела, что по обеим сторонам дороги наконец-то появились дома. Они были одноэтажными и походили на странно выросшие деревенские колодцы, потому что состояли из круглого основания, накрытого громадной двускатной крышей, спускающейся чуть ли не до земли. Крыши покрывали либо пропитанные чем-то черным доски, либо тонкие металлические листы, наложенные друг на друга, как черепица. Те из домов, что выглядели побогаче, чаще всего были покрашены в спокойные чистые цвета вроде кремового, светло-терракотового или светло-зеленого, окна у них, как веночками, оплетались вырезанными из дерева лаконичными узорами, чаше всего растительными.