Король-Лебедь
Шрифт:
Экипировавшись таким изумительным образом и найдя себя совершенством, Гизела прыгнула в седло и поскакала в сторону Хохеншвангау. Когда до ворот замка оставалось не более ста метров, Гизела пришпорила каурого, и они влетели в распахнутые ворота, переполошив слуг и охрану.
Оказавшись посреди двора, принцесса вскинула серебряный рог и трубила в него, пока на зов не явился сам король.
– Ваше величество! На правах, данных мне солнцем и ветром, озерами и горами всей прекрасной Баварии, – неожиданно серьезно воскликнула принцесса, – я повелеваю вам жить!
Прелестное личико Гизелы при этом раскраснелось, веселые карие глазки метали молнии.
Растроганный Людвиг вышел к ней и хотел было придержать стремя, чтобы прекрасная дама, и к тому же жена его дяди, могла спешиться и пройти в замок. Но Гизела прекрасно понимала, что это может расстроить ее планы.
Поэтому вместо того, чтобы принять помощь короля, она хлестнула его по руке арапником.
– Я не слезу с коня и не позволю вам или вашим слугам помешать мне в священной миссии! – воскликнула она, заставляя коня подняться на дыбы. – Я, принцесса Гизела, спрашиваю вас, мой король, клянетесь ли вы жить, дыша полной грудью. Или намерены умереть, – черные брови принцессы при этом сдвинулись к переносице, а прекрасные глаза метали молнии.
Правда, самой Гизеле уже хотелось рассмеяться и броситься в объятия стоявшего перед ней красавчика, но инстинктивно она чувствовала близость победы, и не собиралась отступать.
– Жизнь или смерть! Выбирайте, мой король, и я исполню любое ваше желание!
Но Людвиг и сам уже был готов сдаться прекрасной амазонке, отважившейся ради него на столь смелый и необдуманный шаг.
– Жизнь! Прекрасная Гизела, – выдохнул король.
– Жизнь! – воскликнула Гизела, и тут же силы оставили ее и очаровательная всадница обмякла в седле, сползая в объятия Людвига.
– Жизнь и любовь. Жизнь и все что я люблю! – король бережно прижал к груди, казалось, невесомое тельце Гизелы и понес ее в замок. – Жизнь в высшем смысле этого слова. Жизнь – это любовь, а любовь – это сама жизнь!
С того дня они встречались все лето, пока Гизела жила в замке Поссегхофен. Чтобы не привлекать внимания и не давать повода для слухов, они уезжали далеко в горы, где лишь птицы, деревья и облака наблюдали их безмятежные, радостные встречи.
Гизела не была счастлива в браке, рано выданная замуж, она так и не сумела полюбить своего бесхарактерного мужа. Правда, она сразу же поняла, что Луитпольд – это именно тот человек, который ей и нужен. Так, являясь формально женой принца, она могла быть свободной, точно горный ветер, занимаясь всем, что ей заблагорассудится.
В дружбе с королем Гизела неожиданно для себя отыскала свою вторую половинку. Людвиг любил то же, что любила Гизела. Они оба были образованы и начитаны, любили музыку Вагнера, прекрасно разбирались в истории и народных легендах. Вместе они часто смотрели на воды озер или быстрых горных рек, представляя, будто уплывают в неведомые дали.
При этом Гизела была еще более неистовой, нежели ее друг. Однажды вообразив себя дамой средневековой Франции, она заставляла короля служить ей так, как должен был служить рыцарь и трубадур. При этом Гизела была строга и требовательна.
Ради милой своей дамы король был вынужден ночи напролет петь под ее окном или складывать стихи в честь ее черных волос или маленькой ножки.
Однажды прислав свой портрет Людвигу, Гизела потребовала, чтобы тот прикрепил его к верхней ветке ивы, которая была видна с крепостной стены Поссенгофена. Под портретом Людвиг должен был установить свечи и всю ночь следить за тем, чтобы ветер не загасил священного огня.
Желая превысить наложенную на него повинность, король приказал разукрасить лампочками всю иву, так что она сверкала, точно райское дерево, отражаясь в зеркальной воде озера.
Гизела была в восторге! Ее рыцарь был послушным и кротким, словно белый волшебный единорог, прирученный невинной девой, о которых Гизеле рассказывала нянька.
Однажды на встречу с божественной Гизелой Людвиг принес две модели парусников, привезенных накануне из Гамбурга. Людвиг заказал парусники еще месяц назад, когда они только–только начали сходиться с Гизелой.
На паруснике поменьше мастер написал имя «Гизела», на большом – «Людвиг». Людвиг и Гизела прекрасно смотрелись вместе на зеркальной глади озера.
Взявшись за руки, король и принцесса долго наблюдали за ними.
– Кончается лето, – тихо прошептала Гизела, прижавшись щекой к груди Людвига. – Кончается наше лето, любимый, – последнее слово она произнесла со страхом и трепетной надеждой.
– Ничего не кончается, – Людвиг нежно обнял за плечи принцессу. В этот момент ему показалось, что она исчезает.
– Муж хочет, чтобы мы вернулись в Мюнхен, потом, возможно, он повезет меня к родственникам, как мы делаем это каждый август. Ты напишешь мне?
Огорченный внезапным отъездом любимой, Людвиг только и мог, что кивнуть головой в знак своей покорности.
– Напиши письмо, как будто от имени парусника «Людвиг» паруснику «Гизела», – принцесса развеселилась новой идеей. Теперь ее глаза блестели от радости и охватившего ее восторга. – Напиши мне три признания в любви: одно в возвышенном стиле, принятом при дворе Людовика Четырнадцатого, – пусть оба парусника будут частью французского флота. Второе – в романтическом, как больше всего нравится вам и вашему любимому Вагнеру. И третье, нежное и трепетное, – от имени парусника, служащего в наше время, я хочу, чтобы оно было до неприличия сентиментальным, как это сейчас входит в моду.
Три письма
По прибытии в Мюнхен Гизела получила доставленный ей со специальным курьером букет и письмо, написанное в стиле, принятом при дворе Короля–Солнца, выгравированное золотом на белой мраморной подставке, сверху которой красовался золотой парусник «Гизела».
Вот оно:
Госпожа души моей!
Солнце небосвода моего!
Простите, что, быть может, отрываю Вас от дел высочайшего порядка, ибо что вы не делаете, куда не ведете свой путь, все в вас величественно и прекрасно, божественно и верно.
Я видел, как бухты, теряющие вас за горизонтом, покрывались трауром беззвездной ночи, потому как звезды есть не что иное, как отражение вашей солнцеподобной личности. Как тихо умирал, издавая лишь слабые стоны старого дерева и жалобные скрипы корабельных цепей флот Его величества, когда долго не могли вас дождаться. И как расцветали волшебными огнями воды, по которым Вы, о блистательная, держали свой путь.
Снизойдите же до меня, раба вашего, появитесь снова, дайте мне облечься вашим сиянием или умереть навсегда. О, богиня моих грез, Святая Гизела.