Король Матиуш Первый. Антось-волшебник
Шрифт:
Огорчённный, сбитый с толку, слонялся он по саду, как вдруг услышал знакомое «ку-ку».
И в следующее мгновение уже держал в руках долгожданное письмо от Фелека:
Я еду на фронт. Отец сдержал обещание только наполовину: напился, но спать не лёг, а стал собираться в дорогу. Не найдя фляжки, перочинного ножа и патронташа, он решил, что это я украл, и всыпал мне по первое число. Сегодня или завтра ночью я удеру из дома. Я был на вокзале. Солдаты обещали взять меня с собой. Если у вашего королевского величества есть какие-нибудь поручения, буду ждать в семь часов. Очень пригодились бы колбаса на дорогу, желательно копчёная, бутылка
Неприятно украдкой, как воришка, удирать из дома, особенно если ты не простой мальчик, а король. Ещё неприятней потихоньку прокрадываться в столовую, залезать в буфет и впопыхах хватать первое, что попадёт под руку: бутылку коньяка, банку икры и большой кусок лососины.
«Ничего не поделаешь, война есть война, – утешал себя Матиуш. – На войне свои законы».
Матиуш был печален, а Фелек так и сиял от счастья.
– Коньяк даже лучше водки, – говорил он. – А что табака нет – тоже не беда.
Фелек, оказывается, насушил листьев, а на фронте ему, как и всем солдатам, выдадут табак. Всё хорошо. Жалко только, что главнокомандующий – растяпа.
– Растяпа? А кто назначен главнокомандующим?
Кровь ударила Матиушу в голову. Опять министры обманули его! Оказывается, войска уже неделю как выступили в поход, было даже два сражения – не очень удачных для наших. А во главе войска поставили старого генерала, которого отец Фелека, когда изрядно выпил, назвал растяпой и олухом. Ах вот как! Министры воображают, что свозят Матиуша, как на экскурсию, разок-другой на фронт, и вдобавок в безопасное место. Он будет прилежно зубрить грамматику и решать задачки, а народ за него – кровь проливать! А когда привезут в столицу раненых, ему милостиво разрешат навестить их. И во главе похоронной процессии, если убьют генерала, тоже пойдёт Матиуш – это ему можно.
«Значит, народ будет защищать меня, а не я его?»
А королевское достоинство? А честь? Что подумает о нём Иренка? Покупать девчонкам кукол до потолка ему можно, а идти на войну нельзя. Нет, господа министры, вы глубоко ошибаетесь, Матиуш не таков!
Матиуш схватил Фелека за плечо, когда тот запихивал в рот пятую пригоршню малины.
– Фелек!
– Слушаюсь, ваше королевское величество!
– Хочешь быть моим другом?
– Так точно, ваше королевское величество!
– Фелек, я сообщу тебе тайну. Только смотри не проболтайся.
– Есть, ваше величество, не проболтаться!
– Сегодня ночью я вместе с тобой убегу на фронт.
– Есть, ваше величество!
– Давай поцелуемся!
– Есть поцеловаться!
– Говори мне «ты».
– Есть говорить вашему величеству «ты»!
– С этой минуты я больше не король. Погоди, какое бы придумать себе имя? Ага! Томек Пальчик. Тебя зовут Фелек, а меня – Томек.
– Есть! – сказал Фелек, чуть не подавившись большим куском лососины.
Они условились: сегодня в два часа ночи Матиуш будет ждать Фелека у дворцовой ограды.
– Послушай, Томек, на двоих провизии нужно вдвое больше.
– Ладно, – недовольно буркнул Матиуш. Ему показалось, что в такой ответственный момент думать о еде недостойно.
Гувернёр брезгливо поморщился, заметив на щеке Матиуша красное пятно – след перепачканных малиной Фелековых губ, но ничего не сказал: в королевском дворце тоже ощущалось веяние войны.
Скандал! Из королевского буфета пропала только вчера откупоренная бутылка коньяка, колбаса высшего сорта и половина лосося. Эти лакомства предназначались для гувернёра – такое условие он поставил покойному королю, когда нанимался учить наследника престола. И вот сегодня, впервые за всё время, он будет лишён этого! Как ни старался повар, сделать ничего не удалось. Ещё бы! Нужно ведь писать прошение, на нём главный управитель дворцового хозяйства должен поставить печать, потом ключарь – подписать, и только тогда главный хранитель королевских подвалов выдаст новую бутылку коньяка. А если кто-нибудь заартачится и не подпишет прошения до окончания следствия по делу о пропаже, тогда прощай любезный коньяк на месяц, а то и больше.
Обозлённый гувернёр налил Матиушу рюмку рыбьего жира и на пять секунд раньше, чем полагалось по этикету, отослал спать.
– Томек, ты?
– Я. Это ты, Фелек?
– Ага! Темно, чёрт возьми! На часовых бы не наскочить!
Матиуш не без труда влез на дерево, с дерева – на забор, а с забора спрыгнул на землю.
– Король, а неловкий, как девчонка! – проворчал себе под нос Фелек, когда Матиуш плюхнулся на землю и издали послышался окрик часового:
– Стой! Кто идёт?
– Не отвечай! – прошипел Фелек.
Падая с забора, Матиуш ободрал кожу на руке: первое ранение на этой войне.
Пригибаясь к земле, перебежали они через дорогу, скатились в ров и под носом у часовых проползли до тополевой аллеи, которая вела к казармам. Казарму обогнули справа. Ориентиром им служила электрическая лампочка, горевшая над гауптвахтой. Потом миновали мостик и вышли на шоссе, которое привело их прямёхонько на вокзал.
Там взору представилась картина, воскресившая в памяти Матиуша рассказы о минувших войнах. Всюду, на сколько хватало глаз, – костры, у огня солдаты беседуют или спят, в котелках кипит вода.
Матиуша нисколько не удивила лёгкость, с какой Фелек среди этой неразберихи вёл его кратчайшим путём к своему отряду. Он думал, все мальчишки-некороли такие. Но Матиуш ошибался, Фелек превосходил даже самых ловких и находчивых.
Сутолока, толчея, каждый час прибывают новые и новые отряды, которые передвигаются туда-сюда: одни к железнодорожным путям, другие ищут удобного места для ночлега. Заблудиться ничего не стоит. Фелек несколько раз в нерешительности останавливался. С тех пор как он был здесь днём, многое изменилось. Вот тут стояли пушки – сейчас их увезли на фронт, а на их месте развернули полевой госпиталь. Сапёры подались ближе к железнодорожному полотну, а там, где стояли они, суетились телеграфисты. Часть луговины, где расположились лагерем войска, заливал яркий свет прожекторов, другая – тонула во мраке. Как назло, стал накрапывать дождь, трава была вытоптана, и ноги вязли в липкой грязи.
Матиуш устал, ему хотелось передохнуть, но он боялся отстать от Фелека, а тот не шёл, а бежал, расталкивая встречных.
– Кажется, здесь, – прищурясь, сказал Фелек. Вдруг взгляд его упал на Матиуша. – А где твоё пальто?
– Висит в королевском гардеробе.
– И рюкзак не взял? Ну, знаешь, так отправляются на войну только растяпы, – вырвалось у Фелека.
– Или герои, – с достоинством ответил Матиуш.
Фелек прикусил язык: как-никак Матиуш – король. Но Фелек был страшно зол: и дождь некстати пошёл, и знакомые солдаты, обещавшие спрятать его в вагоне, куда-то подевались, и ещё этот Матиуш, который даже не знает, что надо брать в дорогу. У него, Фелека, хоть он и получил нахлобучку от отца, и фляга есть, и перочинный нож, и ремень – всё, что полагается иметь настоящему солдату. А Матиуш – вот ужас-то! – в лакированных туфлях, на шее зелёный галстук. Криво повязанный в спешке, грязный, как тряпка, этот злополучный галстук придавал его внешности нечто комическое, и, если бы не тревожные мысли, Фелек наверняка бы расхохотался.