Король медвежатников
Шрифт:
— Вы куда? В Америку? — спросил Чернопятов по-английски.
— Чего это он там лопочет? — поинтересовался морячок по-русски у стоявшего рядом мужчины.
Тот, пыхнув сигаретой, отвечал безо всяких интонаций:
— Спрашивает, не в Америку ли.
— В Россию… На кой ляд нам эта сраная Америка! Ты с трапа-то сойди. А то ведь я тебя, басурманская рожа, в море стряхну, прямиком к акулам, — вежливо сказал морячок и добрыми глазами посмотрел на Чернопятова.
Внутри у Чернопятова все сжалось — Россия не Америка!
Он посмотрел назад — и рассмотрел прыгающие силуэты. Уже через несколько секунд они будут
Эх, была не была! Не впервой в омут-то башкой!
— Браток, в Россию мне надо! В Россию! — разрывая легкие, завопил Чернопятов и, грохая ботинками, вбежал по трапу на корабль.
— Да ты никак русский? — обескураженно протянул морячок. — Только билет-то твой где?
— Здесь мой билет, — протянул Георгий ему пачку денег.
Морячок воровато глянул в сторонку и вытянул из его ладони деньги.
— С капитаном бы еще поговорить… Что он скажет?
— У меня и для капитана билет найдется! — радостно заявил Чернопятов.
— Ну, тогда полный порядок, — поднял морячок трап.
Звонко ударили склянки, и корабль, прогудев в последний раз, медленно отошел от берега. А на пирсе заметались три фигуры в темных костюмах.
Глава 4 Это фальшивка!
Письмо от Парамона было какое-то жалостливое. Будто бы чернила были настояны на стариковских слезах. Савелий, знавший старика очень хорошо, даже не подозревал, что тот способен на подобную сентиментальность. И, перечитывая короткие рубленые фразы, начертанные слабеющей рукой, чувствовал, как его душа скукоживалась до маленького горького комка. Савелий никогда не думал, что в письме можно передать малейшие сердечные переживания. А ведь старый Парамон далеко не Бальзак. Обыкновенный хитрованец, выросший среди отбросов общества. Писал Парамон Миронович о том, что крепко состарился, что у него разболелись опухшие суставы, и если Савельюшка не вернется в ближайший год, то вряд ли им суждено свидеться на этом свете.
Парамон Миронович не умел просить, а если все-таки сподобился, стало быть, дела его были не ахти и следовало срочно принимать решение.
Нечего было и думать о том, чтобы ехать в Россию под собственной фамилией. Уже на границе его возьмут под стражу и с подобающим торжеством спровадят в Петропавловскую крепость.
Хорошие документы можно было выправить. В настоящее время Париж представляет собой едва ли не официальный филиал всевозможных партий, многие из членов которых были на нелегальном положении. За хорошие деньги здесь выправят не только нужные печати, но и все сопутствующие визы. Впрочем, можно будет обратиться и к своим. Такой человек у Савелия был — молодой и талантливый художник, нахватавшийся анархических идей. Сейчас он зарабатывал тем, что делал копии известных полотен. А однажды, разоткровенничавшись, он поведал историю о том, что написал картину на библейский сюжет и выдал ее за работу великого Рембрандта. Что удивительно, картину признали подлинником. Даже ведущие эксперты восторгались неожиданно обретенным шедевром, и художник стал всерьез подумывать о том, не сделать ли ему подобное занятие делом своей жизни.
Ладно, разберемся. А тут еще одна напасть…
В последние дни у Савелия не пропадало ощущение, что за ним кто-то следит. Дважды он повстречал одного и того же мужчину в разных концах города. А это очень настораживающий
Подобные неприятные обстоятельства можно было бы принять за случайность, если бы однажды Савелий ненароком не заприметил взгляда, брошенного в его сторону.
Нехорошие предчувствия усилились и наложили на общее настроение заметный негативный отпечаток.
— Так, значит, вы его упустили? — посмотрел на Мамая Савелий.
Под взглядом Родионова верный слуга чувствовал себя очень неуютно. Вроде бы ничего такого и не сказано, а вмиг превращаешься в постреленка, угодившего в цепкие лапы дворника.
— Упустили, хозяин, — нешуточно повинился Мамай, взмахнув в досаде рукой. — Шустрый оказался, стервец. Кто бы мог подумать! Но ничего, далеко не уйдет. Пароход-то в Россию направился, вот там-то мы его и встретим.
— Да-а, как же это вы так? — посмотрел Савелий на Мамая, но ответного взгляда не отыскал.
Татарин виновато потупился и отвечал:
— Не думали мы, что он из ресторана-то уйдет. Ведь все выходы перекрыли, а он через сортир удрал. Решетка там была слабая, выдернул ее, стервец! Хозяин, а кроме нас, ты за ним никого не посылал?
— А что такое? — насторожился Родионов.
Мамай озадаченно почесал затылок:
— Да за ним какие-то люди бежали, до самой пристани. Кто такие, мы так и не разобрались. Попытались за ними проследить, да они прямо растворились, дело-то ночью было.
— Странно.
— Во-во, и я об этом же! — подхватил Мамай.
— Ладно, выясним. Вот еще что, у меня такое чувство, что за мной кто-то наблюдает. Возможно, я и ошибаюсь, но ты постарайся посмотреть, может быть, кто-то действительно дышит мне в спину.
— Хорошо, хозяин, — пообещал верный Мамай. — Сделаю.
— Сейчас мне надо идти, — поднялся Савелий. — У Лизы день ангела, хочу купить ей букет цветов.
— Ну конечно, — энергично поддакнул Мамай, поднимаясь следом.
Савелий остановился у одного из цветочных магазинчиков. Витрина была красиво выложена нарциссами и фиалками. Стоили они недорого. Даже бедняку по силам купить небольшой букетик. Но Савелия интересовал розарий, приметный уголок Булонского леса.
Махнув тростью, Савелий остановил пролетку и живо распорядился:
— В розарий!
Молодой возничий понимающе кивнул и поторопил лошадку.
Несмотря на ранний час, ворота розария были открыты. В глубине аллей, под прозрачной крышей продавали ярко-алые розы. Садовник, старик с благородной внешностью, знал Савелия в лицо и поздоровался с ним издалека, вежливо наклонив голову:
— Вам, молодой человек, как всегда, розы цвета румянца?
— Да, отберите, пожалуйста, самые лучшие. Семь штук.
— Как вам будет угодно, — слегка поклонился старик.
Склонившись, цветочник стал выбирать подходящие экземпляры. Елизавета любила именно этот цвет. Не кричащие ярко-красные, не дерзкие с фиолетовым отливом, а именно такие, застенчивые, трогательные, будто бы наполненные невысказанной грустью. Вчера она обратила внимание на отсутствие кольца, и Савелию пришлось признаться, что оно нечаянно слетело с его руки. Елизавета сделала вид, что ничего не произошло, но обиду затаила. И теперь ему предстояло загладить вину.