Король ничего не решает
Шрифт:
— Они могли поссориться по другому поводу!
— Ага, и король мог прийти лично, без охраны, с корзиной бабской еды, к кому-нибудь другому, а через час вылететь с пинка, с юшкой из носа.
— Блин… У Шена реально крыша всё уже?
— Именно это я и пытаюсь тебе объяснить. Крыша всё, да, я сам не верю, но это случилось. Сказал бы кто месяц назад, что Шен сдуреет из-за бабы, я бы в рожу плюнул, но сейчас это уже очевидно. Призвал на свою голову.
— Капец. Нас за государственную измену не посадят, если мы его поддержим против короля?
— Ты на него юридически не работаешь, не парься. Если
— И то хорошо, — вздохнул голос, весело потребовал: — Наливай, помянем его почившую крышу.
Над спинкой дивана поднялись руки с бокалами и кружками, грянули голоса:
— За Шенову крышу, земля ей пухом!
— И за то, чтобы Вера не выносила ему мозг! А то конфликты у них, а на тренях прилетает нам.
— Ага, за секс-идиллию в доме без крыши! Будем!
Зазвенели бокалы, ребята выпили, стали обсуждать вопросы секс-идиллии в отдельно взятом борделе здесь неподалёку, Вера убрала руки от лица, откинулась на спинку дивана и сидела ровно, слушая тихий смех министра Шена. Скосила на него глаза и шёпотом сказала:
— Всё нормально?
— Сложный вопрос, — сквозь смех ответил он, — но вообще, тема интересная. Проклятие распространяется только на нас двоих, третьих лиц оно не касается, и, теоретически, записей тоже не должно. То есть, можно надиктовать что угодно на камень, и потом прослушать, проклятие работать не будет. Но это не точно, надо это проверить. Жаль только в цыньянском нет выражения "крыша всё", отличное выражение, я считаю. В цыньянском можно сказать "крыше пришёл конец", "крыша больше не занимает своё место" или "крыша износилась", но фигуральный смысл поймёт только человек, который знает карнский. В цыньянском для этого понятия есть специальное слово, но я его говорить не буду, во избежание. Пусть поедят и уйдут, не будем портить ребятам аппетит. Они сегодня хорошо поработали, пусть хорошо отдохнут.
Он веселился на полную катушку, Вера не могла перестать на него смотреть, хотя было стыдно, но у неё в первый раз в этом мире появилось ощущение, что она состоит в отношениях. Не просто флиртует или дружит с перспективой, а точно знает, что нравится человеку, который нравится ей, и он тоже об этом знает, и это ни для кого вокруг не секрет. Короткий прыжок от Виталика в блаженную неизвестность закончился, она опять твёрдо встала на ноги, на новом месте, но в привычном качестве — а как ни упирайся в образ сильной и независимой, а она привыкла за три года быть частью маленькой команды, в которой есть разделение зон ответственности и железная уверенность в том, что в мире есть человек, который всегда рад тому, что ты существуешь и ты рядом, что стоит захотеть физических удовольствий, и они случатся, стоит попросить помощи, и она придёт. У них с Виталиком были разногласия, но они все касались взглядов на будущее, в сиюминутном быту у них была полная идиллия, и это было главной причиной того, что она так долго не хотела от него уходить, ей было с ним удобно и приятно.
«Милка обвиняла его в том, что он не зарабатывает деньги, потому что ей было нечего больше ему предъявить, он был отличным соседом.»
Ребята за соседним столом начали громко и возмущённо обсуждать проблемы новых утеплённых комбинезонов, натирающих некоторые места. Министр достал блокнот и
— Я забочусь о своих сотрудниках. Вам, кстати, комбинезон нигде не натирает?
— Нет, очень удобный комбинезон.
— Это хорошо. Но надо вам всё равно личный заказать, — он перевернул страницу, сделал ещё пару пометок, вернулся к предыдущей. Парни закончили обсуждать комбинезоны и начали обсуждать еду Булата и её последствия, министр перевернул страницу, потом махнул рукой и убрал блокнот, посмотрел на Веру:
— Булата не переделать. Если он в хорошем настроении, то он жжёт, но если в плохом… А его настроение зависит от погоды, у него на бурю старые травмы жалуются, а в Оденсе вся осень — сплошные бури.
— Пусть попробует мои таблетки.
— Думаете, поможет?
— Может.
— Так и запишем, — он опять достал блокнот, черкнул пару строк, дорисовал к комбинезону пару линий. Вера иронично спросила:
— Вас не напрягает столько знать о людях?
— Меня напрягает чего-то не знать. Когда люди, например, берут и говорят — "это место прослушивается, так что пойдём уйдём". И уходят. Вот это меня страшно напрягает. Куда вы ходили с госпожой Виари?
— К ней. Она учила меня готовить настойки из трав, фамильные секретные рецепты.
— О чём вы говорили?
— Мы готовили.
— И всё?
— Да. Легче?
— Не особенно. Я надеялся на её помощь в одном вопросе, раз уж вы ей так помогли, она должна была бы чувствовать себя обязанной и согласиться. Но она этот момент шустро просекла, и расплатилась так, как ей удобно. Ну ладно, поищем другой путь. Какие планы на вечер?
— Займусь письмами.
Министр помрачнел, Вера сделала вид, что не заметила, спросила ровным тоном:
— Из кабинета что-нибудь удалось спасти?
— Я распоряжусь, чтобы секретарь вам прислал, завтра.
— Хорошо. Спасибо.
— Допивайте и пойдём, я вас телепортирую.
Она отставила чашку и встала, он вопросительно посмотрел на нетронутый чай, потом на Веру, она прохладно сказала:
— Я не хочу пить чай. Вы хотели время — вы его получили. Всё.
Он нахмурился и отвернулся, стал перебирать амулеты, нашёл нужный и жестом подозвал Веру ближе, она подошла. Запах серого рассветника коснулся лица, так сочно, что хотелось открыть рот, чтобы попробовать его языком, министр перекатывал в кончиках пальцев амулет, как будто не знал, что с ним делать. Вера стояла молча и смотрела в стол, пока ей это не надоело, потом посмотрела на министра и поинтересовалась:
— Что-то случилось?
Он тихо сказал, как будто рассуждал сам с собой:
— Когда всё вот это… безумие только начиналось, Эйнис сказала одну интересную вещь. Что-то вроде того, что вы, как сэнс, каждому возвращаете то, что он даёт вам: вы радуетесь Барту — Барт радуется вам, к вам хорошо отнёсся Двейн — вы хорошо отнеслись к нему, вы не нравитесь Эйнис — она не нравится вам. И я в той же схеме. И ваше отношение ко мне — отражение моего отношения к вам, и причина у этого простая — ваша сила сэнса. И стоило мне надеть амулет, нивелирующий моё влияние на вас, как ваше отношение сразу изменилось. Что вы об этом думаете?