Король-паук
Шрифт:
Это были обычные для того времени комплименты, но Бернару почему-то стало не по себе от этих любезностей. Изабель тоже знала, что такое любезности и комплименты, однако прежде они никогда не относились к ней так прямо. Это было новым для неё, слова бросились ей в голову так же, как и сладкое крепкое вино. Она прекрасно знала обязательный ответ на это: хотя она и девственница и ничего не знает о любви, но может отличить преданность брата от страсти любовника, и, хотя любовник слишком поспешно и слишком дерзко себя таковым признал, всё же его претензии, возможно, когда-либо и оправдаются.
Вместо этого она прошептала слова, слишком чистосердечные,
— Мой принц, когда любишь, то не говоришь о любви, если любишь по-настоящему.
Пока она мямлила свой ответ, мажордом, обладающий довольно острым слухом, неодобрительно поджав губы, нарочно громко стукнул краем кувшина о кубок Жана, доливая ему вина.
— Да будь ты проклят, неуклюжий болван! Ты чуть меня не облил. Что ты сказала, Изабель? Наш гость упрекнул меня в том, что видит во мне соперника. Ха! И что ты ему ответила? — И продолжал, обращаясь к Фуа: — Моя сестрёнка ещё теряется, когда ей приходится отвечать на комплименты. Так что она сказала?
Фуа небрежно ответил:
— Она предупредила меня, чтобы я не очень распускал язык, как я и ожидал.
Однако Бернару не понравился огонь, горевший в его взгляде. Пора поменять тему разговора да и завтрашние планы тоже.
— Граф, мой племянник, — сказал Бернар, — вбил себе в голову, что здесь поблизости шныряют англичане, и собирается завтра угром повесить пару-другую этих негодяев на самых высоких деревьях, чтобы другим неповадно было сюда соваться. Жан, может быть, для этого достаточно просто послать отряд наших солдат? Думаю, невежливо оставлять нашего гостя одного.
— А меня не приглашают на охоту? — спросил Фуа.
Арманьяк вспыхнул.
— Мой дядюшка нарочно неточно выражается, чтобы позлить меня. Я не говорил, что кругом шныряют англичане. Я просто сказал, что ходили разговоры. Я собираюсь поехать и посмотреть сам. Это не карательная экспедиция — просто небольшая разведка.
— Тогда я поеду с вами, — тоном, не допускающим никаких возражений, произнёс Фуа.
— Дело в том, — продолжал Жан, сердито сверкнув глазами в сторону дядюшки, — что гость может мне быть только помехой. Я собираюсь взять лишь несколько опытных разведчиков — трёх или четырёх. Мы попытаемся как можно осторожнее проскользнуть по лесу, тихо, как змеи, — было странно видеть, как его пухлая рука грациозно извивается, изображая манеру их предполагаемого движения. — И вы, безусловно, согласитесь, что при подобной экспедиции чем меньше народу, тем лучше.
Фуа призадумался, не спуская глаз с Изабель.
Граф Жан продолжил:
— Моя сестра обожает ездить верхом в окрестностях замка и может даже поохотиться на фазанов или куропаток. В последнее время мы редко покидали стены замка, и мне даже стало казаться, что розы на её щеках чуть поблекли. Земли к востоку от замка вполне безопасны. Но, безопасны они или нет, если она завтра соберётся на охоту — а я не буду возражать, если она этого захочет, — то мне будет спокойнее, если её будет сопровождать и защищать в случае необходимости сам принц де Фуа, новый друг и союзник Арманьяка.
Фуа ответил:
— Почту за честь. Вы поедете завтра на охоту, Изабель? Вы не боитесь?
— Я не боюсь.
Боялся Бернар.
Глава 6
— И, следовательно, — сказал герцог-архиепископ, внимательно слушавший этот рассказ, — они поехали охотиться на восток, в то время как граф Жан отправился на запад, чтобы шпионить за отрядами своего гостя? И они, наверное, очутились на чудесной лесной поляне? И принц де Фуа овладел телом Изабель Арманьяк, которая просила так мало, а получила столь много — этого милого молодого пажа Анри! Так всегда происходит.
— Ваше преосвященство выражается высокопарно, однако достаточно прямо, — проговорил Бернар. — Возможно, это была и лесная поляна.
— Когда они вернулись, было темно, — продолжал свой рассказ Бернар. — Если не считать, что темнота нарушалась полной луной. Граф Жан был зол и проклинал луну на чём свет стоит. Он не нашёл следов ни англичан, ни отрядов Фуа. Он вытащил из кровати мажордома и послал его на кухню, чтобы тот осмотрел подстреленных Изабель фазанов; мажордом клялся и божился, что фазаны были ещё тёплыми и только что убитыми и, следовательно, они не могли быть купленными у какого-нибудь крестьянина, так что, несомненно, они с принцем всё это время лишь охотились. Арманьяк сильно пнул его ногой и послал в погреб за вином и в пекарню за девкой, но вскоре луна скрылась за горизонтом, наступило утро, вино не опьянило его, а девка не доставила удовольствия. Хотя Фуа весь день пытался с ним заговорить, он всё время ходил мрачный, избегая гостя, смотрел, как потрошат кур для обеда, затем с большим интересом наблюдал за тем, как режут свинью. Он несказанно удивил всех работавших на кухне тем, что собственноручно побросал в ров всех фазанов, и лишь только когда несколько воронов слетелись, чтобы наброситься на мёртвых птиц, настроение его немного улучшилось.
Изабель не вышла к ужину, сославшись на головную боль, и осталась у себя.
— Конечно, у неё болит голова, — сказал граф Жан, избегая взгляда Фуа. — Когда я доверил вам свою сестру, я не рассчитывал на то, что ваше покровительство продлится всю ночь.
Фуа слегка пожал плечами, момент для мелкой ссоры был неподходящий. Они с Изабель действительно вернулись намного позже, чем приличествовало, однако что значит один час по сравнению с целой жизнью?
— Я люблю вашу сестру, Жан. И, если вы дадите согласие, я хотел бы взять её в жёны.
Бернар ещё ни разу не видел, чтобы тот говорил столь откровенно и прямо. Лицо у него прямо-таки светилось — было видно, что предложение это идёт от самого сердца.
С точки зрения политики, это был превосходный шаг. Союз Фуа и Арманьяка, скреплённый браком, мог стать основой нового королевства на юге Франции. Это был не просто временный союз против Англии, он мог явиться началом нового объединения, большего, чем Арагона и Наварры, большего, чем вся Франция. Бернару, внимательно наблюдавшему за своим племянником, казалось совершенно невероятным, что тот колеблется.
Фуа, смущённый и растерянный, удалился. Бернар тоже пошёл к себе, боясь, что не сможет сдержаться и поссорится со своим извращённым племянником. Он не мог всё же удержаться, чтобы не сказать уходя:
— Подумай хорошенько, прежде чем отказать, Жан. Я знаю одного короля, который за такое предложение отдал бы целую провинцию.
Жан кивнул. Голова его опускалась на грудь всё ниже и ниже. Он тоже знал этого короля: король Иоанн Арагонский и Наваррский уже два года пытался выдать свою дочь Леонору за принца де Фуа, в качестве приданого предлагая корону.