Король-паук
Шрифт:
Она была очень чувствительным ребёнком, полная радужных романтических идей, хотя частенько дулась и молчала, если что-то ей не нравилось, многие считали, что эту черту она унаследовала от отца, которому частенько приходилось появляться на людях и для которого эти публичные церемонии всегда являлись тяжёлым испытанием. Огромное бесформенное лиловое родимое пятно закрывало почти половину его лица. И если возникала такая возможность, он предпочитал сидеть один в своих покоях и ночь напролёт писать стихи.
Брак, хотя и необыкновенно выгодный, было не так-то просто устроить. Герцог-архиепископ в течение восьми лет пытался уладить этот вопрос, но безрезультатно. За
Но это была лишь волна прилива, которая стала постепенно отступать. Так бывает, когда один из участников поединка делает сильный выпад и буквально подавляет своего противника, сам уже чувствуя, как начинают сдавать силы, как ноет сердце. Пока ещё никто ни с той, ни с другой стороны не подозревал о слабости Англии, бывшей в то время на самой вершине своих успехов, кроме одного английского поэта, который достаточно точно, хотя и с опозданием в сто лет определил эту болезнь: «Не предательство, но жажда рабов и наживы! Даже солдаты шепчутся о распрях». И действительно, Англия уже стала жертвой внутренних раздоров и междоусобиц, вылившихся в войну Белой и алой розы, и поэтому поэт с горечью продолжает: «Срезаны лилии в ваших руках. Срезана половина английского герба». И когда прилив начался снова, то было похоже, что на сей раз на гребне оказалась Франция.
Герцог-архиепископ Реймский говорил Бернару д’Арманьяку, желавшему чуда для своего молодого, но не признанного родственника: «Чудеса не происходят, если их ждать». Никто не ждал чудесного появления Жанны д’Арк. Когда она явилась во дворец к королю Карлу, отцу наследника, тот отказался принять её, и, когда она, несмотря на это, всё же вдохновила войска на самоотверженную борьбу и заставила англичан отступить, он просто сидел и смотрел, как она — восемнадцатилетняя девчонка — сражается с врагом. Однажды во время ожесточённой рукопашной схватки её захватили в плен англичане, которым отчаянно нужна была хоть какая-нибудь победа. Они сожгли её на костре, и с этого момента положение стало меняться, напор захватчиков стал ослабевать. Были и другие сражения, и отход врага, как и морской отлив, был достаточно медленным. Но в этой Столетней войне англичанам уже более не удавалось одержать ни одной победы.
Король Яков Шотландский своей интуицией поэта почувствовал грядущие перемены. Если восемнадцатилетняя девушка могла сплотить французов в их борьбе, то насколько же ослабли англичане! Он поспешно снарядил свою дочь во Францию, дав ей с собой компаньонку, группу волынщиков и торопливое отцовское благословение. «Он — француз, дорогая, а французы всегда торопятся. Ничего не бойся. Если же в первый год твоего замужества родится ребёнок, — это именно то, что так необходимо Шотландии для скрепления нашего союза — если только ты уже достаточно созрела, чтобы стать матерью, я, право же, и сам не знаю. Он действительно не знал, поскольку в основном был увлечён своими поэтическими опытами.
— Я не боюсь, — гордо сказала Маргарита. — Я старше многих своих фрейлин. А наследник — красивый?
— Надеюсь, что да, — ответил Яков, привычным жестом машинально касаясь щеки, как бы стараясь прикрыть пятно рукой.
— Он обязательно должен быть красивым, — убеждённо произнесла Маргарита, — ненавижу уродов. — В словах её отражался неразумный идеализм юности, до поры до времени пребывавший в тёплом и уютном коконе, сплетённом придворными менестрелями, которые знали, как отработать свой хлеб.
— Существуют и другие достоинства, — продолжал её отец, так и не отнимая руки от лица. — И у наследника их немало. — Однако у него не было времени объяснить юной принцессе, в чём они заключаются.
И она отправилась во Францию. В качестве приданого она везла с собой не деньги, поскольку это противоречило шотландским обычаям, а то, в чём Франция особо нуждалась — это была десятитысячная армия под командованием Арчибальда, герцога Дугласского, который всем сердцем ненавидел англичан и сражался с ними уже 50 лет, правда, не всегда успешно. Когда на следующий год он погиб в битве при Верне, то получил прозвище, отражающее злой рок, преследовавший его всю жизнь, — Неудачник. Но тогда его с большой помпой и воодушевлением встречали во Франции. Карл сделал его главнокомандующим французской армией и дал ему титул. Дуглас теперь стал герцогом Туринским, хотя для того, чтобы сделать его герцогом, королю, у которого в распоряжении было не так уж много земель и титулов, пришлось отнять этот титул у собственной супруги. До тех пор королева Мария была герцогиней Туринской.
— Если ты останешься герцогиней, а Дуглас станет герцогом, — хохотал сам король Карл над своей плоской шуткой, на которые только и был способен его недалёкий ум, — то все решат, что я лично подсунул ему тебя в постель.
Королева ничего не сказала. Он никогда не отличался изысканными манерами, а с возрастом становился всё грубее и равнодушнее, хотя регулярно наведывался к ней в опочивальню, как похотливое животное, не нашедшее ничего более интересного.
Маргарита показалась королеве довольно избалованной девицей, однако жизнь распорядилась таким образом, что они довольно часто проводили время в обществе друг друга, отчасти из-за того, что придворные, подражая королю, мало считались с королевой, а отчасти из-за несчастного брака Маргариты, поскольку после первой брачной ночи молодой муж полностью отдалился от неё.
Никто не предвидел драмы ясным июньским днём, когда Маргарита со своей свитой и солдатами торжественно вошла в Турин. Это был день их бракосочетания. Дуглас выстроил своих шотландцев по одной стороне улицы, французские солдаты с улыбками глядели на них с другой поверх усыпанной цветами мостовой. И что это были за улыбки! Взрослые мужчины с усами и голыми коленками, робко выглядывающими из-под нелепых коротких юбочек! Вот уж где было разгуляться природному галльскому остроумию! Однако несколько жестоких стычек в местных тавернах быстро научили французов с уважением относиться к шотландскому национальному костюму. И вскоре вместо того, чтобы издеваться над нелепой одеждой иностранцев, им пришлось отчаянно защищать свою собственную.
— Разве это по-мужски, — спрашивали шотландцы, — носить на себе тесные рейтузы от бёдер до пяток? Почему у одних французов ноги в полоску, а у других вышиты цветочками? И уж коли на то пошло, почему у одного человека одна нога розовая, а другая — голубая?
Французы отвечали, что сегодня праздник, что все нарядились в честь наследника и его невесты. Обычно же все французы, кроме дворян, носят кожаные штаны.
— А что, у французов такие нежные ноги, что их необходимо защищать бычьей кожей? — интересовались шотландцы. Как французы вскоре поняли, шотландцы были отчаянными спорщиками.