Король Рока
Шрифт:
Так чертовски глупо, – Шейн вытер глаза, намочив пальцы. – Родители подарили ему на Рождество красную шляпу. Его кровь была того же цвета, что и шляпа, так что сначала я не понял, как сильно он был ранен. Калеб выглядел так, будто спит, – он вздрогнул, вспоминая эту сцену. – Но он не хотел просыпаться.
Придвинувшись ближе, чтобы пропихнуть свои ноги через его, я скользнула рукой от груди Шейна к его спине, обернув его в клубок конечностей и тепла, терпеливо ожидая, когда он снова начнет говорить, даже если это будет наполнено
– Я вышел без единой царапины, ты можешь в это поверить? У ребят сзади было несколько незначительных травм: перелом лодыжки, швы, – Шейн кашлянул, его голос все еще был полон печали. – Но Калеба не стало до того, как приехала скорая помощь.
Мой желудок сходил с ума от сходства с моей жизнью. Печаль и тоска исходили оттуда, пульсируя между нами. Горе Шейна было мне таким знакомым. Я знала это так же близко, как и он. Трагедия похожа на прилив. Она может отступить, но всегда возвращается. Постоянная. Безжалостная.
– Я прошел тест на алкоголь, но в городе ходили шепотки и плохая энергетика, которая выходила за рамки траура. Они обвиняли меня в его смерти, постоянно тыча на пивные банки, найденные в машине, говоря, что алкотестер был сломан или неправильно проведен. Хотели отправить меня в тюрьму. Копы, Бранфорды, весь город. По крайней мере, мне так казалось. Я даже не остался на похоронах – сказали, что мне не будут рады. Я не обвиняю их в этом. Я – водитель. Авария произошла по моей вине. Смерть Калеба висит на мне. Поэтому я схватил гитару и удрал.
Его слова, все они, навалились на мою грудь. Я не могла вдохнуть.
– Это слишком много для одного человека, не говоря уже о шестнадцатилетнем мальчишке, на которого это выпало, – я поднялась на локте, моя грудь упиралась в грудь Шейна, когда я посмотрела ему в глаза. – Как ты пережил это, Шейн?
Скажи мне. Научи меня. Потому что я все еще борюсь.
Его рука приподнялась, прислонившись к моей щеке, большой палец скользнул по моей нижней губе.
– Выживание – это легкая часть. Все, что требовалось, это не умереть, остальное зависело от удачи.
Я дрожала.
– Что самое сложное?
– Отпустить свой гнев. Не тратить каждую минуту на отстранение себя от всего. Жить, по-настоящему жить.
Воздух между нами был наэлектризован. Каким-то образом мы вышли за пределы аварии. Вот как работает горе. Ты можешь валяться в нем безумно долго, но при этом смеяться, или танцевать, или кричать.
– Что еще? – спросила, нуждаясь в том, чтобы Шейн признал эту связь между нами.
Он сделал это, его лицо сжалось от напряжения.
– Это то, что происходит между нами. Заботиться о тебе. Открыться тебе. Я не хочу, Делэни. Когда ты уйдешь, я потеряюсь. Снова.
Я моргнула от бушующей
– Я никуда не собираюсь, Шейн.
По крайней мере, не сегодня.
Шейн набросился на меня с сомнением.
– Ты уверена? Теперь ты знаешь правду, мою правду. Я не тот парень, которым ты меня считала.
Я быстро вдохнула, мне был необходим кислород. Шейн доверил мне свои секреты, а я до сих пор не могу выдать свои.
– Нет. Это не так. Ты намного лучше.
Он остановил пьяного водителя, прежде чем я набралась смелости позвонить «9-1-1». Он полетел повидаться с братом, а я все еще пряталась от отца. Шейн был храбрым, а я нет.
Хриплый хохот разорвал воздух.
– Почему?
На мгновение мне захотелось все ему рассказать. Мою историю. Мою боль. Мою ложь.
Я открыла рот, исповедь вертелась на кончике языка. Пока я не посмотрела в глаза Шейну и не затолкала ее обратно. Она закрутилась у меня в животе, там, где ей самое место.
В отличие от последнего раза, когда у меня было искушение сказать Шейну правду, когда мне не приходилось сдерживаться, потому что я не доверяла ему.
Но это был момент Шейна. Он был достаточно храбр, чтобы поделиться со мной своей уродливой историей. Вывалив свое собственное дерьмо, я бы уменьшила ее значимость.
Для человека, который жил в центре внимания, Шейн держал очень много в темноте. Сегодня он зажег свечу. Только для меня.
Я хотела отдать этому должное.
Или, может быть, я просто искала предлог, чтобы задержаться в своей тьме.
Потому что, если бы он узнал, что я сделала, то смотрел бы на меня так же?
Проведя ладонями по сильной челюсти Шейна, я накрыла его лицо ладонями, желая стереть скептицизм, уставившийся на меня.
– Потому что ты настоящий. И сегодня ты честен, – я поцеловала его в поджатые губы. Поцелуй не вернулся. Мое сердце екнуло, и я откинулась назад. – Давай жить дальше, Шейн. Только мы, только сегодня. Оживай со мной.
Золотые искры в его глазах заполыхали. Его рука изогнулась вокруг моей головы, впиваясь в мои волосы.
– Тебе кто-нибудь говорил, что ты неотразима?
– Нет, – простонала я, пока Шейн сдерживал дыхание от своих губ.
– Только я?
Моя грудь вздымалась от торжественного хрипа в его голосе.
– Да. Только ты, Шейн. Только ты.
Чувственная улыбка растянула его полные губы, зрелище более прекрасное для меня, чем даже восход солнца.
– Все верно, – прошептал Шейн. – Моя девочка.
Шейн
Когда кайф от выступлений начинал пропадать, появлялся соблазн сохранить это ощущение любыми средствами, которые были под рукой. Выпивка, таблетки, девочки. Все они были частью жизни в дороге, и из-за них было больше, чем парочка туров, которые я едва помнил.