Король Рока
Шрифт:
Так чертовски глупо, – Шейн вытер глаза, намочив пальцы. – Родители подарили ему на Рождество красную шляпу. Его кровь была того же цвета, что и шляпа, так что сначала я не понял, как сильно он был ранен. Калеб выглядел так, будто спит, – он вздрогнул, вспоминая эту сцену. – Но он не хотел просыпаться.
Придвинувшись ближе, чтобы пропихнуть свои ноги через его, я скользнула рукой от груди Шейна к его спине, обернув его в клубок конечностей и тепла, терпеливо ожидая, когда он снова начнет говорить, даже если это будет наполнено страданиями от которых тяжело на сердце. Прошли секунды, потом минуты. Шейн подтянул меня еще ближе, биение его сердца под моим ухом сливалось с шумом океана. Из легких вырвалось дрожащее дыхание.
– Я вышел без единой царапины, ты можешь в это поверить? У ребят сзади было несколько незначительных травм: перелом лодыжки, швы, – Шейн кашлянул, его голос все еще был полон печали. – Но Калеба не стало до того, как приехала скорая помощь.
Мой желудок сходил с ума от сходства с моей жизнью. Печаль и тоска исходили оттуда, пульсируя между нами. Горе Шейна было мне таким знакомым. Я знала это так же близко, как и он. Трагедия похожа на прилив. Она может отступить, но всегда возвращается. Постоянная. Безжалостная.
– Я прошел тест на алкоголь, но в городе ходили шепотки и плохая энергетика, которая выходила за рамки траура. Они обвиняли меня в его смерти, постоянно тыча на пивные банки, найденные в машине, говоря, что алкотестер был сломан или неправильно проведен. Хотели отправить меня в тюрьму. Копы, Бранфорды, весь город. По крайней мере, мне так казалось. Я даже не остался на похоронах – сказали, что мне не будут рады. Я не обвиняю их в этом. Я – водитель. Авария произошла по моей вине. Смерть Калеба висит на мне. Поэтому я схватил гитару и удрал.
Его слова, все они, навалились на мою грудь. Я не могла вдохнуть.
– Это слишком много для одного человека, не говоря уже о шестнадцатилетнем мальчишке, на которого это выпало, – я поднялась на локте, моя грудь упиралась в грудь Шейна, когда я посмотрела ему в глаза. – Как ты пережил это, Шейн?
Скажи мне. Научи меня. Потому что я все еще борюсь.
Его рука приподнялась, прислонившись к моей щеке, большой палец скользнул по моей нижней губе.
– Выживание – это легкая часть. Все, что требовалось, это не умереть, остальное зависело от удачи.
Я дрожала.
– Что самое сложное?
– Отпустить свой гнев. Не тратить каждую минуту на отстранение себя от всего. Жить, по-настоящему жить.
Воздух между нами был наэлектризован. Каким-то образом мы вышли за пределы аварии. Вот как работает горе. Ты можешь валяться в нем безумно долго, но при этом смеяться, или танцевать, или кричать.
– Что еще? – спросила, нуждаясь в том, чтобы Шейн признал эту связь между нами.
Он сделал это, его лицо сжалось от напряжения.
– Это то, что происходит между нами. Заботиться о тебе. Открыться тебе. Я не хочу, Делэни. Когда ты уйдешь, я потеряюсь. Снова.
Я моргнула от бушующей в его глазах бури.
– Я никуда не собираюсь, Шейн.
По крайней мере, не сегодня.
Шейн набросился на меня с сомнением.
– Ты уверена? Теперь ты знаешь правду, мою правду. Я не тот парень, которым ты меня считала.
Я быстро вдохнула, мне был необходим кислород. Шейн доверил мне свои секреты, а я до сих пор не могу выдать свои.
– Нет. Это не так. Ты намного лучше.
Он остановил пьяного водителя, прежде чем я набралась смелости позвонить «9-1-1». Он полетел повидаться с братом, а я все еще пряталась от отца. Шейн был храбрым, а я нет.
Хриплый хохот разорвал воздух.
– Почему?
На мгновение мне захотелось все ему рассказать. Мою историю. Мою боль. Мою ложь.
Я открыла рот, исповедь вертелась на кончике языка. Пока я не посмотрела в глаза Шейну и не затолкала ее обратно. Она закрутилась у меня в животе, там, где ей самое место.
В отличие от последнего раза, когда у меня было искушение сказать Шейну правду, когда мне не приходилось сдерживаться, потому что я не доверяла ему.
Но это был момент Шейна. Он был достаточно храбр, чтобы поделиться со мной своей уродливой историей. Вывалив свое собственное дерьмо, я бы уменьшила ее значимость.
Для человека, который жил в центре внимания, Шейн держал очень много в темноте. Сегодня он зажег свечу. Только для меня.
Я хотела отдать этому должное.
Или, может быть, я просто искала предлог, чтобы задержаться в своей тьме.
Потому что, если бы он узнал, что я сделала, то смотрел бы на меня так же?
Проведя ладонями по сильной челюсти Шейна, я накрыла его лицо ладонями, желая стереть скептицизм, уставившийся на меня.
– Потому что ты настоящий. И сегодня ты честен, – я поцеловала его в поджатые губы. Поцелуй не вернулся. Мое сердце екнуло, и я откинулась назад. – Давай жить дальше, Шейн. Только мы, только сегодня. Оживай со мной.
Золотые искры в его глазах заполыхали. Его рука изогнулась вокруг моей головы, впиваясь в мои волосы.
– Тебе кто-нибудь говорил, что ты неотразима?
– Нет, – простонала я, пока Шейн сдерживал дыхание от своих губ.
– Только я?
Моя грудь вздымалась от торжественного хрипа в его голосе.
– Да. Только ты, Шейн. Только ты.
Чувственная улыбка растянула его полные губы, зрелище более прекрасное для меня, чем даже восход солнца.
– Все верно, – прошептал Шейн. – Моя девочка.
Шейн
Когда кайф от выступлений начинал пропадать, появлялся соблазн сохранить это ощущение любыми средствами, которые были под рукой. Выпивка, таблетки, девочки. Все они были частью жизни в дороге, и из-за них было больше, чем парочка туров, которые я едва помнил.