Король-Уголь
Шрифт:
— Прекрасно, — отозвался его собеседник. — На обратном пути мы проезжаем мимо одного из предприятий Уорнера. Ничто не доставит большего удовольствия, чем сделать там остановку и высадить вас на этой территории!
20
Хал вошел в вагон-гостиную. Миссис Кертис и Реджи Портер играли там в бридж с Женевьевой Холси и Эверсоном. Боб Крестон болтал с Бетти Ганисен. Он, несомненно, рассказывал о том, что видел в поселке. Берт Аткинс, зевая, просматривал утреннюю газету. Хал прошел по составу в поисках
Хал предвидел, что найдет ее расстроенной, и был готов просить прощения. Но когда Джесси обернулась и устремила на него взгляд, полный отчаяния, он так растерялся, что не знал, с чего начать. Он сделал попытку завести легкий разговор: она, кажется, уезжает, не правда ли? Но она схватила его за руку и воскликнула:
— Хал, вы поедете с нами!
Он уклонился от ответа и присел рядом с ней.
— Неужели я заставил вас страдать?
Она заплакала.
— Разве вы не знаете. Хал, как я из-за вас страдаю? Ведь я здесь в гостях у Перси, а вы задаете мне такой вопрос! Что я могла сказать? Что я понимаю в делах мистера Харригана?
— Конечно, дорогая, — сказал он покорно, — конечно, я не должен был вмешивать вас в эту историю. Но все так неожиданно обернулось и так запуталось! Поймите это и постарайтесь простить меня. Ведь теперь все хорошо!
Но она не считала, что все хорошо.
— Во-первых, каково мне было увидеть вас здесь, да еще в таком положении! Я ведь думала, что вы где-то в Мексике охотитесь на горных козлов!
Он не мог сдержать смех, но Джесси даже не улыбнулась.
— Во-вторых, зачем вы впутали в это дело нашу любовь так открыто, всем напоказ?
— Неужели это действительно было так ужасно?
Она поглядела на него в изумлении. Подумать только, что он, Хал Уорнер, мог совершить этот поступок и даже не понять, какой это был ужас! Он ведь поставил ее в безвыходное положение: что бы она ни сделала, все равно ей пришлось бы нарушить либо законы любви, либо законы хорошего тона. А как все это было похоже на вульгарную ссору, да еще при людях! Теперь весь город будет обсуждать эту историю — позор!
— Но, моя дорогая, постарайтесь вдуматься в сущность вещей, — взмолился Хал. — Подумайте об этих несчастных шахтерах! Право же, вы обязаны подумать о них!
Она взглянула на него и впервые обнаружила новое, суровое выражение на юношеском лице. Услышала она и нотку сдержанной страсти в его голосе. Хал стоял бледный, измученный, в грязной одежде, с непричесанной головой, неумытым лицом! Это ужасно — можно подумать, что он прямо с войны!
— Послушайте меня, Джесси, — настойчиво продолжал он, — я хочу, чтобы вы все это знали. Наше будущее счастье зависит от того, сможете ли вы расти вместе со мной. Вот почему я так обрадовался нашей встрече здесь: у вас есть возможность увидеть все собственными глазами. Умоляю вас, не уезжайте, пока не увидите этого!
— Но я должна ехать! Разве я могу просить Перси Харригана, чтобы он здесь задержался?
— Можете остаться и без него! Можете попросить одну из дам пожить здесь с вами.
Джесси тревожно поглядела на него.
— Хал, опомнитесь, что вы мне предлагаете?
— А в чем дело?
— Подумайте, как это будет выглядеть!
— Не могу же я вечно думать о том, как что выглядит!
— А что скажет мама? — оборвала его Джесси.
— Ей это, конечно, не понравится.
— Да она будет вне себя! Она никогда не простит ни меня, ни вас. Она в жизни не простит ту даму, которая останется здесь со мной. А что скажет Перси? Я приехала сюда, как его гостья, а потом осталась шпионить за ним и за его отцом! Разве вы не понимаете, до чего это бестактно?
Да, Хал понимал, но готов был пренебречь всеми обычаями их круга, в то время как Джесси это казалось безумием. Она сжимала его руки, и по ее щекам струились слезы.
— Хал, — вскричала она, — я не могу покинуть вас в этом страшном месте! От вас осталась одна тень… А как вы одеты — чучело настоящее! Прошу вас, сейчас же пойдите купите себе приличный костюм, и уедем вместе отсюда!
Но он только покачал головой.
— Нет, Джесси, это невозможно.
— Почему?
— Потому что я обязан остаться здесь — это мой долг. Дорогая, неужели вы не понимаете? Всю жизнь я живу благодаря труду шахтеров и до сих пор не удосужился посмотреть, как добывается мое богатство.
— Но, Хал, здесь же — не ваши рабочие! Это же рабочие мистера Харригана!
— Совершенно безразлично. Все они трудятся, а мы живем за их счет и считаем, что это в порядке вещей.
— Но что ж тут можно сделать?
— Если не сделать, то хотя бы понять! Наконец, вы ведь знаете, что я сделал кое-что. Ведь я все-таки добился, чтобы открыли шахту!
— Хал, — воскликнула она, — я вас не узнаю: вы стали циником, потеряли веру в людей! Вы почему-то убеждены, что администрация собиралась убить этих шахтеров. Неужели мистер Харриган допустил бы такие порядки у себя на шахтах?
— Кто, мистер Харриган? Может ли это быть, когда он так аккуратно бросает монетку в кружку для бедных в церкви святого Георгия? Вы только там его видели, и это все, что вы о нем знаете.
— Я знаю, что о нем говорят. Папа и братья с ним знакомы, и ваш брат тоже! Скажите, разве Эдуард одобрил бы то, что вы сейчас делаете?
— Боюсь, что нет.
— Вы ополчились против них — против всех своих знакомых! Почему вы решили, что старшие ничего не понимают, а правы только вы? Может быть, все-таки именно вы заблуждаетесь? Подумайте об этом, Хал, прошу вас, ради меня!
Она умоляюще посмотрела на него. Он наклонился и взял ее за руку.
— Джесси, я знаю, что этих рабочих угнетают, потому что сам был рабочим. Я знаю, что виноваты в этом такие люди, как Питер Харриган и даже как мой собственный брат. Но кто-то должен призвать их к ответу, заставить их посмотреть правде в глаза! Вот что я понял нынче летом и считаю это теперь своим долгом!