Король утопленников. Прозаические тексты Алексея Цветкова, расставленные по размеру
Шрифт:
— Я обязательно отвечу уважаемому ЮВу, что я об этом думаю, как только он будет готов выслушать меня и остальных, хотя, признаться, я привык мыслить более точными понятиями и полагаю, что Адамом была облученная обезьяна, припертая к стене условиями.
Эс еще поразвлекал всех экранными картинками и деталями «нашего морского дома».
Общая длина. Палубная ширина. Высота верхней. Высота второй. Общая грузовместимость. Потребление топлива. Если оледенение, придется выйти помахать ломиками. Команда без нас не справится.
— Кстати, о команде. Я еще раз убедительно прошу всех держаться прежней версии. Экспедиция с разными — геологическими, палеонтологическими, метеорологическими — интересами. СеЗ снимает видео для журнала.
— Но отчуждение растет, — отозвался СеЗ, — они чувствуют себя, думаю, необходимым, но ненавистным классом, с которым мы мечтаем не встречаться. У нас другой язык, мы собираемся отдельно от них. Версии о коммерческой или научной тайне все слабее удерживают их в рамках. Завтра они начнут думать о каком-нибудь незаконном золоте, ради которого их и наняли. Капитан часто смотрит на меня как на очевидно врущего ребенка, а я повторяю наши наизусть им известные фразы, которые ничего не объясняют насчет будущего.
— Условия работы для них новые. Всегда возили китобоев, зверобоев, рыбаков, то есть таких же, как они сами. Круглосуточный день, сами понимаете, влияет и на них и на нас. Будем вежливее.
— Но, кажется, — возразил СеЗ, — нарочитая вежливость наша как раз и вызывает подозрения, эта манера им отвратительна, она превращает их в автоматы, плывущие никто не скажет зачем и насколько. Завтра они подумают, а не террористы ли мы?
И за нами начнется слежка.
— В любом случае, ничего другого нет. Мы все, господа, здесь ждем Короля. И Он многое решит за нас, ответив каждому, зачем мы здесь. На это и уповаем.
Ю вспомнила: матрос показывал другому огромное красное яблочное солнце полуночи и нехорошо говорил что-то, когда посылали к тюленьим скалам шлюпку. Смолк на полуслове, будто мог поймать ее взгляд за блестящими стеклами.
— А может, утонула, — клоунствовал кто-то, ЮЗ, наверное, когда все ждали лодку назад, вглядываясь меж тюленьих скал. Опаздывала. Ю послушно улыбнулась. Мимо них два раза проследовала опасная ледяная гора. Или две неотличимых? Поэтому Эс и два матроса, собиравшие на берегу площадку для запуска зонда, отложили возвращение на час. Когда вернулись, Эс потешно изображал тюлениху, не давшую детенышей, а никто и не забирал. И рассказывал про цветущий снег. Словно краски на холсте. Целые картины. Особые такие водоросли полярные.
Ю думает о команде: а что если они тоже У? И тоже от нас скрывают, считая нас учеными, вглядываясь. Но как так могло сложиться? Как могли их зафрахтовать разом всех? С одной, что ли, подводной лодки? Считается, ходили всегда на зверобойном судне. Это их официальная версия. А у нас — своя. Так плохо говорят, ничего почти не понятно. Или делают вид? Шестеро. Или восемь? Ю не знакомилась с ними, как остальные. И не учит, как их зовут. Если вернутся, получат свои деньги, часть тех, которые она выцарапала («высосала», улыбаясь, думает). Не очень, конечно, веселы, но особых проблем по лицам не заметно. Или, может, меньше других общалась? Не вслушивалась? Катают-вертят-отсыпаются. Гремят, мотают канаты. Полноценная команда нужна бы в два раза больше. Кто они по национальности? Эс растолковывал, родом бог знает откуда, вот и нанимаются за двоих. Только капитан «наш», хотя и тоже очень смуглый. Переживут все проблемы, сбросив нас, как балласт, заодно с зондом и королевским чудо-порошком? Или тоже у них впереди Присяга? Примкнут к нам? И кто это решает?
Эс приступил к обещанному фокусу. Указал пальцами вверх, требуя внимания двенадцати глаз. Вынув из кармана, аккуратно развернул плитку, похожую на шоколад, но прозрачный. Разгадавшему фокус даст откусить. Зачем я всегда шучу? — Ю не знала ответа. Шутить, даже если не хочется, рекомендует СеЗ. Факир едва тронул уголком плитки минеральную воду в своем стакане. Стакан громко забулькал, из него фыркнулось вверх, и все испарилось меньше, чем за секунду.
— Миллиграмма хватит на миллион таких стаканов. Стекло внутри оплавилось, вряд ли из него теперь стоит пить, — задумчиво, будто сам себе, сказал Эс, впрочем, в этом состояла его лекторская манера. — С большой высоты, измельченную в пыль, наш зонд распространит ее, поднимаясь все выше и увеличивая радиус. Ледник буквально вскипит.
— И на что этого хватит? — серфер За явно радовался размаху.
— Незапланированная антарктическая весна, точнее, неестественное продолжение нынешней весны и лета, вот и все, что я знаю о нашей цели. Льда здесь двадцать пять миллионов кубометров.
— Дальнейшая судьба? — недоумевал За, вообразивший себя, видимо, упорным репортером.
— Это решит Король. Смотря как справимся. Неизвестно даже, одни ли мы участвуем в этом, или где-то сейчас готовят то же самое. «Сеющий винт» мне помогут запустить двое из команды. Если раньше, конечно, не случится бунта...
Как только на материке заметят таяние, я думаю, его будут первые дни стараться объяснять экологически, примут за результат глобального потепления. 6
«Король разделил мировую воду. Границы понятны только изнутри воды, с ее обратной стороны, вечно вьющиеся, неуловимые для земного глаза, как однажды растворенные в море чернила. Цикл возвращения воды в Тихом, например, океане — семь лет. И все же границы есть. За их соблюдением следили первые, добровольцы, самоутопленники, они составили элиту, соль моря. Им во всем подчинялись вторые, простые невольники, случайно или насильно захлебнувшиеся. Каждый вассал с наделом отличал в своей воде первое сословие от второго. Сколько его вода дала новых подданных, насколько оплачен долг, выплачиваемый Величеству недышащими людьми? Король должен знать о самых отчаянно тонущих, ищущих помилования, не сгодятся ли для будущей победы над сушей?» 7
Температура не менялась, будто Ю глотала не аспирин, а мел. Сон — лучшее в таких случаях. Там Ю видит: Король в теле недавно сгинувшего выходит на бледную отмель, «хвост острова»-мелко-водье, прогретое солнцем. Меж волн его лицо, а потом и весь он растет все выше. Ю узнает: Король идет в ее теле. В тот день на ней было это платье длиною в пол. Слишком торжественно смотрелось в аэропорту. Нечто монашеское, не наше во всей походке Короля. Не сразу поймешь, что. Он не употребляет воздух, проходит сквозь него лезвием, не соединяясь, не впуская. «Как нарисованный, — повторяет Ю сквозь температуру, наблюдая Короля в своем платье, запертом сейчас, она хорошо знает, в ящике стола, за двенадцать тысяч километров от „Стеллы“, так и не надетом больше, но и выбросить запрещено. — Как нарисованный».
Ей слышится через стены перепуганный шелест слов, или кто- то прямо здесь, у нее в каюте, в жаркой ее тьме, заботится о больной и шепчется о своем:
— Не знаешь его? Написал в газеты, ходил к разведчикам. В одном журнале пообещали даже: опубликуем, но только как фантастику, и редактор вычеркнет лишнее. Не согласился так, забрал рукопись, а когда принес обратно, ну, типа, делайте как знаете, там уже сказали: опять об этом? Принесите о другом. Что он мог? «Подводный Царь приказал мне переехать в другой город и связаться с...» — представляешь, как на такие фразы реагировали? Кончилось в психиатрической. Сначала у родственников спрашивали, замечались ли, мол, перемены настроения, приступы нелюдимости после морской катастрофы? Констатировали медики некий синдром утопленника, манию чудесного спасения с сопутствующим чувством вины, опасались, как бы не убил кого. Временно предложили изолировать. Он там вел себя хорошо, строчил дневник. Нашли однажды в аквариуме головой, захлебнувшегося. Уткнулся носом в декоративное дно, как свин в корыто. Посещал его накануне некий знакомый, якобы друг отца, обещал на поруки взять. Но пациент на него ни за что накричал и ночью убыл к рыбам. Королю вручено право казнить и миловать.