Король утопленников. Прозаические тексты Алексея Цветкова, расставленные по размеру

Цветков Алексей Вячеславович

Продолжая сидеть, За нацелил сжатые колени ему в лицо, а ЮЗ перестал спрашивать и бессильно засмеялся.

— Ты обещал научить меня в шахматы, — напомнил серфингист.

— Все действуют ради Короля. Самая ценная фигура — Король, — новым голосом сказал ЮЗ, вставая с пола и включая полный свет, — она же и самая беспомощная фигура. Ты не думал, зачем Король поставил наши буквы рядом, а точнее, дал мне и твою букву тоже? Что-то ведь имелось в виду.

— А что, Ю тебя уже отшила с этим? — скалится находчивый мальчик. 9

— Разве наше спасение, отсрочка, не чудо? — голос СеЗа успокаивает муслима и самого СеЗа.

— Я скажу вам о чуде, — смиренно отвечает ЮВ. — Будущий пророк, а пока мальчик, которого кормят взрослые, рассказывает им, как сегодня шел он, один, и навстречу два человека,

белых и непонятных. С собой у них был изумрудный драгоценный снег на солнечно блестящем блюде. Они открыли мальчику грудь и умыли в снегу его сердце. Из этого органа, тикающего, как часы в их руках, выжали тяжелую темноту, сказав: «У всех есть, а у тебя не будет». И отдали сердце назад. Взрослые посмотрели грудь мальчика. Никаких следов. Как же? — спросили они. А мальчик думал: что им отвечать? Ему не резали грудь, у белых не было ножа, она открывалась и закрывалась послушно, словно глаз.

Разговор СеЗа и ЮВа продолжается, хотя каждый уже в своей каюте. О том, что убийственно щекотная вода над и вокруг тебя есть голодное стекло, а ты заперт в безвыходных кишках корабля, и они приводят к Королю. О желании прыгнуть и нестись ядром навстречу собственному отражению. Совпасть.

Что же до того, что беседующие друг друга не слышат, это ничему не мешает, ведь они с самого начала друг друга не слушали. 10

«Не рожденный в утробе гоняет через себя воду. Человек возникает как водный подданный, хотя и выше морского уровня, насильно выдавливается наружу из этого утробного океана, обжигается воздухом и не может потом кому-то простить этого всю жизнь. Не значит ли это: каждый от зачатия до рождения принадлежит Его власти и должен к нему вернуться навсегда? Если так, наши отношения с Королем начались раньше, чем мы можем помнить. Король спускается очень глубоко, к своим плантациям. Икринки растут, беззвучно покачиваются на тонких до невидимости нитях. Созрев, срываются вверх и всплывают, медленно раздаваясь в размерах, так как давление слабеет. Через девять месяцев на земле рождается тот, кто благополучно достиг воздуха. Перед Королем лес будущих жизней. Поля нежнейшего отзывчивого жемчуга. Король касается плантации пальцами, гладит ладонью живой ковер — начинается их лунное всплытие к небу. Тысячи икринок салютуют. Иллюминация. Фейерверк.

«Подданные не дышат в жидкой, спасаемой от света, ласковой мгле, как и будущие дети в утробах», — кто и кому объяснял это,

Ю решила переспросить писаря.

Дальше было про мальчика. Он захлебнулся при крещении в реке. К водопою вышел лев, и епископ разжал руки. Ребенок вернулся в село ночью сам и стал проповедником Короля. И нечто еще об общинах, крестивших себя водой, — нечитаемый почерк. Или Ю не знала этих слов, или они были написаны неправильно. Упоминался также, кажется, Антоку, семилетний японский Император, и некая госпожа Ни. Плюс нежелательные на земле младенцы, вернувшиеся к Нему и никого не помнившие, — украшение королевского двора. 11

СеЗ снова ждал всех, а точнее, желающих у бликующей карты.

Ю думала: снова тренинг, и придется, как в прошлый раз, трогаться ладонями в темноте. СеЗ говорил тогда заклинающим голосом: «Кто собрал нас здесь? Король? Кто закупорил нас в этом пространстве? Мокрый ветер? Прежде всего, у нас есть общая травма. Опасное для жизни событие, связанное с водой. Что есть наш страх?..»

На ее памяти были три подобных «терапии». СеЗ учил бороться руками, лежа на спинах, глазами в потолок. Это было не очень ловко на полу, но никто не отказывался, других развлечений на «Стелле» не было. Еще СеЗ демонстрировал вот какой фокус: зелеными чернилами писал на карточке слово «красный» и показывал каждому, без свидетелей, а после, спрятав, спрашивал, что это был за цвет? Пятеро из восьми, по словам СеЗа, сказали «красный», то есть неправильно. И только трое не поддались. Ю оказалась в обманувшемся большинстве, хотя и надеялась, что просто не поняла вопроса. Хуже других знала язык, на котором все тут общались.

Сегодня все выглядело иначе, напоминало заурядную вечеринку. — Я хотел бы напомнить, сейчас Рождество, — начал СеЗ, шутливо целясь в лампу бутылкой шампанского, — поэтому мы здесь, — пенясь и сверкая, струя делилась в бокалы. — Если бы не Король, никому из нас никогда бы не исполнилось столько, сколько исполнилось. Так пусть это будет наш общий, второй день рождения. Рождество нашего Короля, хоть такая дата и условность. Любая дата — условность. Вот мой тост.

Все взмахнули красивым хрусталем навстречу говорившему и сделали свои глотки. В пальцах мусульманина взлетел к лампе, карте, качнулся над головами прозрачный очерк, означая глоток, запрещенный Всевышним. Чистая форма. Пустое стекло.

— Однако имею сообщить вам, случаются дни поважнее, чем день рождения. Со всякой вещью, я не говорю уже о существе, бывает кое-что посерьезнее, чем явление на свет, — если на СеЗа смотрели и слушали, он останавливаться не умел.

— Завтра именно такой день, господа, мы запускаем нашу вертушку, и я уверен, для любого из нас это самое стоящее событие. Так выпьем же за нашего Короля! За утоляющего жажду!

И выпьем за то, что все мы здесь, такие неодинаковые, говорим на одном и том же языке. Выпьем же за этот язык!

Неодинаковые, да уж, — думала Ю, оглядываясь. У двоих Love, и они, мистик-графоман и отрок-спортсмен, пристают к мусульманину, не «повенчает» ли он их, сами не зная точно, что имеют в виду. Ссылаются на средневековые мужские гаремы прославленных султанов. ЮВ, кажется, дал им нечто вроде согласия, лишь бы отстали. По возвращении. На берегу. Похоже, арабский старец переживает драму похорон своей души. «Король сменил мою профессию и занял меня вот этим вот зондом, кораблем», — не устает повторять всезнающий Эс, из чего видно, что «профессия» для него была всем. Между тем никто здесь не может даже понять, чем он занимался раньше, настолько это специально.

Об остальных она знала меньше. А я? — спросила себя Ю — постучавшая пару месяцев назад в дверь старого знакомого, чтобы очень его удивить. Оказывается, у меня есть мечта попасть на нижний полюс, и деньги на все это «дашь мне, милый, именно ты».

— Сегодня я предлагаю каждому раскрыться, — не унимался СеЗ.

— То есть?

— В конце концов, завтра день запуска, полетит волшебная пыль. По-моему, пора всем рассказать, кто из нас как попал в воду.

— Мою историю вы знаете, — Эс считал капли в бокале, — я единственный с небольшого исследовательского, гораздо меньшего, чем этот, корабля. Если бы не тот случайный вертолет, снимавший кино. То есть, конечно, хотел я сказать, если бы не Король... Я оговорился, как это выглядело для незнающих, для всех, то есть, кроме нас, со стороны, с земли. Никто не может столько держаться на воде, даже если вам достался дутый жилет и обломок пенопласта. «Не приняла», — говорили. Я, как и многие, конечно, счел Короля галлюцинозом в первые дни на суше. «Гидрирующий бред», — определил психолог, которому я немножко намекал. Но вот Он уже стоял на моем пороге и протягивал мне для поцелуя чьи-то пальцы с кольцом. Его нельзя было не узнать в любом теле. К тому же я помнил перстень. Помнил не глазами. Конечно, я вспоминаю бывших со мной на яхте. У них остались дети, матери, никому, кроме них, не нужные, могли у них быть невыполненные клятвы, обязательная месть, не записанные еще никуда, оставшиеся навеки в захлебнувшихся головах открытия, гипотезы, версии. Один из моих коллег утверждал, что додумался до вечного двигателя, работающего благодаря притяжению Луны. Ну, то есть относительно вечный механизм. Вечный, пока есть Луна. Я никогда не узнаю, что именно он имел в виду. Возможно, однажды я спрошу об этом у нашего Короля. Ведь изобретатель давно его подданный. У меня не было столь амбициозных идей. Была ни с чем не согласная прихоть жить, и только. Значит, я оказался на воздухе нужнее. Наверное, объясняется так.

— Я расскажу, как я пропал. Кайтсерфинг, — начал мальчик («змеесерфинг» — спохватилась Ю), — катаешься на доске, держась веревкою за небесного поводыря.

Их обоих, змея и мальчика, унесло молодым ураганом очень далеко. Где они расцепились и как он полетел в океан, уже никто не видел. Кататься в такую погоду решил, потому что видел нечто подобное в кино.

— Лило тогда, на десять метров не видно, белой бурей. Меня так и не нашли. Удостоившись милости, скрывался, изменил имя, адрес, выучил другой язык, не хотел в прошлое и очень благодарен Королю за такое превращение. Я сразу в него поверил, не думал про видение. Со мной, наоборот, ничего реальнее никогда не происходило. Я все для него сделаю, это не слова.