Король-ворон
Шрифт:
Сиротка все каркала свою часть песенки, и было очевидно, что эта аритмичная мелодия оказывала определенное влияние на настроение Гэнси и Ронана. Ссора в машине больше не занимала их мысли. Вместо этого Гэнси поднял руки над головой и принялся размахивать ими в такт музыке, будто дирижер, ловя падающие осенние листья, когда они пролетали слишком близко. Каждый мертвый лист, которого он касался кончиками пальцев, обращался плававшей в воздухе золотой рыбкой. Кэйбсуотер внимательно слушал его замыслы; вокруг него кружилось все больше листьев, ожидая его прикосновения. Вскоре их окружала целая стайка, даже поток рыбок, метавшихся в пространстве, сверкавших
– У тебя всегда получаются рыбки, – сказала Блу, смеясь; рыбки щекотали ей шею и руки. Гэнси скользнул по ней взглядом и тут же отвел глаза. Потянулся за следующим листком. Между ними двумя сияло счастье; их любовь к волшебству этого места была чистой и простой.
Им обоим так легко быть светлыми.
Кэйбсуотер деликатно подтолкнул мысли Адама, поднимая из глубин памяти целую дюжину счастливых воспоминаний за прошлый год – ну, они наверняка были с прошлого года, поскольку даже Кэйбсуотеру не удавалось отыскать радостные воспоминания за период до появления Гэнси и Ронана в его жизни. Адам сопротивлялся. В его сознании мелькнули образы него самого – то, как его видят другие. Его скрытая улыбка, его удивленный смех, его пальцы, тянувшиеся к солнцу. Кэйбсуотер не очень хорошо понимал людей, но он учился. Счастье, настаивал он. Счастье.
Адам сдался. Пока они шагали по лесу, и Сиротка все пела и пела свою песенку, а рыбки метались в воздухе вокруг них, он выпустил в эфир собственный замысел.
Последовавший за этим оглушительный удар удивил даже его; он услышал его только одним ухом, но ощутил в обеих ногах. Ребята вздрогнули, когда атмосферу пронизал еще один тяжелый басовый звук, отмечавший начало следующего такта песни. Когда прозвучал и третий, это уже определенно была музыка. Каждое дерево, мимо которого они проходили, издавало обработанный бухающий стук, пока звук вокруг них не превратился в пульсирующий электронный бит, неизменно звучавший из машины Ронана или его наушников.
– Боже мой! – расхохотался Гэнси. – Неужели нам и здесь придется это терпеть, Ронан?
– Это не я, – ответил тот. Посмотрел на Блу. Та пожала плечами. Тогда он поймал взгляд Адама. Когда губы Пэрриша искривились в ухмылке, лицо Ронана на мгновение застыло, прежде чем расплыться в расслабленной улыбке, которую он обычно приберегал для каких-нибудь глупых выходок Мэтью. Адам ощутил прилив радости за содеянное и в то же время приступ нервозности. Он ходил по самому краю. Заставить Ронана Линча улыбаться щекотало нервы не хуже сделки с Кэйбсуотером. С такими силами не шутят.
Внезапно Сиротка умолкла. Поначалу Адам решил, что она каким-то образом подхватила его настроение. Но нет: просто они достигли розовой лощины.
Аврора Линч жила на поляне, с трех сторон закрытой роскошными кустами, лозами и деревьями роз. Цветы ковром покрывали землю и водопадом спускались по выступу скалы, примыкавшей к поляне с четвертой стороны. Воздух был пронизан солнцем, будто свет, преломленный водой, и наполнен парившими над землей лепестками. Все вокруг было прелестно-розовым, или нежно-белым, или ослепительно-желтым.
Весь Кэйбсуотер был сном, но эта розовая лощина была сном во сне.
– Может быть, девочка составит Авроре компанию, – заметил Гэнси, наблюдая, как последняя из сотворенных им рыбок уплывает с поляны.
– Не думаю, что можно просто принести кому-то ребенка
Гэнси открыл было рот, собираясь отпустить колкий, граничащий с оскорблением комментарий. Адам перехватил его взгляд. Гэнси закрыл рот. Момент был упущен.
Гэнси, конечно же, был в чем-то прав. Аврору создали для любви, и она любила, так, как этого требовал каждый конкретный объект ее любви. Поэтому она обнимала своего младшего сына Мэтью, и расспрашивала Гэнси о знаменитых людях в истории, и приносила для Блу странные цветы, которые обнаружила во время прогулки, и позволяла Ронану показать ей все, что он извлек из сновидений или создал за неделю. Но Адаму она задавала вопросы вроде: «Откуда ты знаешь, что видишь желтый цвет так же, как я?» И внимательно слушала его аргументы. Иногда он пытался уговорить ее аргументировать это самостоятельно, но она не любила думать. Она предпочитала слушать, как наслаждаются процессом мышления другие люди.
Так что они уже знали, что она полюбит Сиротку. А вот было ли правильно дарить Авроре еще кого-нибудь для любви – это уже другой вопрос.
– Мама, ты здесь? – голос Ронана звучал совершенно иначе, когда он обращался к матери или Мэтью. Ронан непритворный.
Нет. Скорее, лишенный всей своей брони.
Его тон напомнил Адаму ту открытую, незамутненную улыбку, увиденную им ранее. Не играй, сказал он себе. Это не игра.
Если уж быть честным, то это и не было похоже на игру. В его сердце зашипел адреналин.
Появилась Аврора Линч.
Она вышла не из жилой зоны и не с тропинки, по которой они только что пришли. Она возникла из стены роз, драпировавших скалу. Ни одна живая женщина не смогла бы пройти сквозь камень и цветы, но она прошла. Ее волосы, украшенные розовыми бутонами и косичками с вплетенным в них жемчугом, золотистой завесой струились по спине. На краткий миг они увидели лишь розы и женщину, а затем женщина полностью воплотилась в Аврору. Кэйбсуотер вел себя с Авророй Линч иначе, не так, как с ними; они ведь были людьми, а она – сновиденным созданием. Они приходили сюда как в отпуск. А она была родом отсюда.
– Ронан, – произнесла она неподдельно счастливым голосом; впрочем, она всегда была неподдельно счастлива. – А где мой Мэтью?
– Играет в лакросс или еще какое-нибудь подобное дерьмо, – ответил Ронан. – Что-то, от чего обильно потеешь.
– А как насчет Деклана? – допытывалась Аврора.
Возникла пауза, на один вдох и выдох длиннее, чем нужно.
– Работает, – соврал Ронан.
Все, кто был на поляне, посмотрели на него.
– Ну что ж, – ответила она, обнимая Ронана за шею и прижимаясь бледной щекой к его бледной щеке, словно он только что принес ей целую охапку продуктов, а не странную маленькую девочку. – Что ты принес мне на этот раз?
Ронан бесцеремонно поставил девочку на землю. Она прижалась к его ногам, почти полностью скрытая старым свитером, и тоненько провыла по-английски с легким акцентом: – Я хочу уйти!
– А я хочу снова чувствовать правую руку, – огрызнулся Ронан.
– Amabo te, Greywaren! – пискнула она. Прошу тебя, Грейуорен.
– Ой, да встань уже, – он потянул ее за руку, и она встала, тоненькая как струнка, косолапо скрестив изящные копытца. Аврора опустилась перед ней на колени, чтобы заглянуть ей в лицо: – Какая ты красивая!