Король живет в интернате
Шрифт:
— Чего? — словно удивился Васек.
— Брат, спрашиваю, дома?
— Он же уехал.
— Как уехал?! Куда? — изумился Андрей.
— Сам не знаю. Прибежал, собрал чемодан и ушел. Уже четыре дня как ушел.
— Но куда? Зачем?
Васек приподнял острые, узенькие плечи:
— Сам не знаю.
— «Вот тебе и раз, — растерянно и в то же время с радостью подумал Андрей. — Что же это может значить? А вдруг совсем уехал?!»
Иные пошли времена
Не появился Зубей и через неделю, и еще через неделю. Первое время Андрей немало думал о его неожиданном исчезновении, но шли дни, каждый из них приносил свои заботы, беспокойства, радости, печали, и мысли о Зубее как бы отдалялись и тускнели.
Жизнь в школе-интернате входила в нормальную колею. Дежурства и самообслуживание, работа в школьных мастерских и шефство над малышами — все это постепенно становилось таким же привычным, как ежедневные занятия в школе. Поправлялись дела и в седьмом «Б». На линейках о нем уже не вспоминали, как о самом отстающем. Число пассажиров на черепахе уменьшилось чуть ли не наполовину. Большинство «космонавтов» спешило к Луне на легковом автомобиле. Кое-кто пересел на реактивный самолет.
Да, иные пошли времена! А попробуй теперь сказать кому-нибудь: дай, мол, упражнение перекатать — ни-ни! За такие вещи можно угодить в классную сатирическую газету «Жало». Больно она жалила, эта газетка! Так разрисуют, такой Леня Куликов стишок придумает — неделю потом будут подсмеиваться. Или, как бывало раньше, задай во время самоподготовки этакий «наивный» вопросик Маргарите Ефимовне. Не выйдет! Поднимется та же Светлана и спросит насмешливо:
— А ты, Орешкин, не желаешь узнать, почему ночью темно, а днем светло? Маргарита Ефимовна, не отвечайте ему. Он нарочно спрашивает — время волынит.
Да что там Светлана! Какой невозмутимый и покладистый человек был Дима Расторгуев, но и он научился голос поднимать:
— Васильев, не вертись! Маркина, разговорчики!
Как ни вздыхали лентяи, как ни сердились, а пришлось заниматься. После этого и дела пошли в тору.
Андрей уже давно простился с черепахой, удобно расположившись на легковой машине. И сосед его по парте — Митяй Шашаев — тоже вот-вот расстанется с четвероногим тихоходом. Надо сказать, что дружба Митяя и Андрея так и не наладилась. Особенных конфликтов между ними не возникало, но и прежнего расположения не чувствовалось. Митяй замкнулся в себе, присмирел, уже не слыл злостным нарушителем дисциплины. Как-то, увидев на его парте чернильную кляксу, Раиса Павловна потребовала, чтобы немедленно привел парту в порядок. И хоть бы слово Митяй возразил. Принес теплой воды, мыло, тряпочку и так вымыл парту, что на другой день и Андрею пришлось наводить на своей половине порядок, чтобы не казалась грязной.
Хитрый этот Митяй. Стали все в учебе подтягиваться, и он начал двойки исправлять. Улучшилась в классе дисциплина, и он попритих. Но шагал Митяй ровно настолько, чтобы не отстать и не оказаться у всех на виду. Он не спешил. Предпочитал держаться в тени. Ни в какой кружок не записывался. После Андрея ни с кем близко не сходился. Жил себе помаленьку, втихомолку. Вечерами то сидит в библиотеке — журналы листает, то костяшками домино стучит. Телевизор включат — туда идет.
Андрей за это время сдружился с Толей Лужковым. Вместе свободное время проводили, вместе занимались в кружке «Умелые руки».
В классе, кажется, все нашли дело по душе. Светлана увлекалась шитьем и художественной гимнастикой. Олегу доверили руководить кружком фотолюбителей. За ним неотступно, тенью ходил Иван Кравчук, тоже влюбленный в фотографию.
В последние недели Олег выпустил несколько фотоокон «По всем углам». Под каждым снимком помещались стихи Лени Куликова — он слыл первым поэтом интерната.
Сонечка ходила в драмкружок, но не очень была довольна. Как-то сказала Андрею:
— Жаль, Король, что ты не записался к нам. Нет талантов. Понабрали всяких сереньких, вроде Гусевой, а какой толк?.. И вообще, — наморщив носик, добавила она, — по-моему, наш руководитель не очень разбирается в искусстве.
На его вопрос, почему она так думает, Сонечка объясняла долго, путано, и Андрей лишь понял, что ее будто бы пока не замечают, не дают простора и никто по-настоящему не смог оценить ее артистического дарования.
Ромка
Шел октябрь. Теперь седьмой «Б» дежурил не в коридорах общежития, а следил за порядком и чистотой на школьном дворе. В их ведении находился обширный участок двора вместе с прудами.
В классе радовались: наконец-то дела поправятся! Наверстают упущенное! Не о первенстве в конкурсе мечтали они, не об экскурсии на самолете. На это уже было трудно надеяться. Просто заразились общим настроением. И как не заразиться! Возле графика конкурса чистоты вечно торчат ребята. Спорят, горячатся, подсчитывают очки. А когда вечером, незадолго до ужина, там появляется Светлана с пузырьками разноцветной туши и начинает малевать яркие квадратики, — страсти разгораются с особенной силой. А народу сбегается столько, что можно подумать, будто здесь проходит какое-то собрание.
Нет, никак невозможно было остаться ко всему этому равнодушным! Потому-то в седьмом «Б» и радовались, что будут теперь убирать не коридоры общежития, а двор. Это, мол, легче и веселей. Но где там легче!
В одну из ночей вдруг ударил первый морозец, и листья с плакучих ив посыпались, точно дождь из темной тучи. Каждый раз, приходя после завтрака на свой участок, они видели множество узеньких золотистых листочков, усыпавших и землю, и холодную, сверкающую поверхность пруда.
Нечего было и думать справиться с уборкой силами одних дежурных. Трудиться приходилось всем — и семиклассникам, и их маленьким, шустрым подшефным. Малышам нравилась эта работа. Они носились по участку и кричали:
— Не трогай! Это мои листья! Мои!
Но были среди первоклассников и такие, кто лишь бегал, шумел, а дела не делал. Особенно выделялся среди шалунов Ромка — подвижный, как ртуть, курносый мальчишка с родимым пятнышком на щеке. Он больше всех кричал, вихрем кружил по участку, толкался, дергал девочек за косы и только мешал всем работать.
Дима Расторгуев пробовал урезонить Ромку, но тот и слушать не стал. И Андрею надоело смотреть на его беготню. Поймав мальчишку за руку, он сердито сказал:
— Чего без толку гоняешь? Не работаешь?
— И без меня уберут! — вырвавшись, крикнул Ромка.
В тот же день Андрей взял в слесарной мастерской железный прут, насадил его на ручку, а с другого конца немного заострил. Утром подозвал Ромку и вручил прут:
— Вот тебе рапира. Сражайся с листьями. Накалывай их.
От рапиры Ромка пришел в восторг. Ромка заважничал. Ромка поднял нос. Ромка перестал бегать. Ромка считал Андрея лучшим из всех людей. Остальные первоклассники умирали от зависти. Они толпой ходили за Андреем и просили, чтобы тоже смастерил им рапиры. И Андрей обещал. После обеда он до пяти часов провозился в мастерской и на другое утро принес десяток рапир.
Раздавая их, предупредил:
— Если кто вздумает драться ими, из того сделаю отбивную котлету, а может, и настоящий винегрет!
И хотя малыши поняли, что это шутка, но никто из них не посмел ослушаться этого замечательного человека.
— Ты, видать, умеешь с ними ладить, — с уважением сказал Дима.
— Да ничего, слушаются.
Пока малыши, вооруженные рапирами, охотились за листьями на земле, старшие занимались очисткой пруда. Это было очень нелегкое дело. В ход пускались специальные сачки на длинных шестах, грабли и просто палки. И как обидно было: уберут утром, все до листочка уберут, а к обеду столько навалится новых, что все кругом желто от них.