Король живет в интернате
Шрифт:
К заветной цели космонавты — ученики седьмого «Б» — стремились на всех видах транспорта. Шестеро лучших учеников облюбовали места на ракете, четверо сидели на самолете, человек пять довольствовались автомобилем. Остальные расположились на широкой спине черепахи. Среди пассажиров этого тихохода Андрей разыскал и свою фамилию (подвел английский!). Там же, разумеется, расположился и Митяй.
По черному космосу белыми буквами были написаны стихи, сочиненные Леней:
Вымпел наш достиг Луны!
Наш — советский, красный!
Так помчимся же и мы
По космичным трассам!
Путь наш труден и далек.
Путь к познаньям, свету.
Так садись скорей, дружок,
В лунную ракету!
На переменках около лунной диаграммы не переставал толкаться народ. Приходили ученики других классов, даже с других этажей. Шум, смех. Андрей держался подальше от этого оживленного места. Что приятного смотреть, как сидишь на черепахе, и тем более слушать всякие ядовитые шуточки. А разъяренный Митяй ходил по коридору, нарочно задевал плечами встречных и на их сердитое «Чего толкаешься?» отвечал, стискивая кулаки:
— Я тебе поговорю! Высеку искры из глаз!
Слонялся Митяй в одиночестве, и не с кем ему было перемолвиться словечком, некому пожаловаться. Был дружок — Король, и тот изменил. С Толькой Лужковым стал дружбу водить. Ходят вместе, шепчутся по ночам.
Митяй преувеличивал. По ночам Толя и Андрей не шептались. Просто вчера вечером, когда легли спать, Толя, весь день ходивший грустный, сказал Андрею, что мать все лежит в больнице, чувствует себя плохо, плачет и говорит, что вряд ли встанет.
Андрей молча сочувствовал. Что он мог сказать, чем мог утешить Толю?.. Да и мысли его были далеко, далеко. Невеселые мысли, тягучие, как смола. Мысли о Зубее, о Севиной квартире на улице Конечной. О том, что его ждет впереди…
Предупреждение
До начала занятий оставалось минут пятнадцать, а двери слесарной мастерской были гостеприимно раскрыты.
Водрузив на крючковатый нос очки, Никанор Васильевич сидел на железном стуле и ел нарезанное аккуратными дольками яблоко.
В мастерскую один за другим входили ребята, с удовольствием здоровались со старым мастером и, отыскав среди других неоконченных молотков свои, показывали их учителю. Никанор Васильевич отставлял молоток едва не на вытянутую руку и давал оценку:
— Хорошо, Королев! Даже очень хорошо! Опиловка чистая, разметка сделана верно, по чертежу. Сейчас получишь сверло и начнешь обработку отверстия. Если и с этим так же справишься — отдам твой молоток на выставку.
— А у тебя, Шашаев, — неодобрительно покачивал головой учитель, — дело не идет, а, извиняюсь, плетется, как конь некормленый.
— Сталь такая попалась, — как всегда, начинал оправдываться Митяй.
— Не в стали, дружок, дело, а в лени, которая сидит у тебя на шее и даже ноги свесила — до того ей удобно.
О молотке Олега Шилова Никанор Васильевич произнес целую хвалебную речь. Олег мог бы немножко и загордиться, однако он выслушал похвалу спокойно, даже хмурясь. Отойдя к верстаку, он натянул нарукавники, но к работе не приступал. Чего-то ждал. Когда в мастерской собрались все ученики, Олег пошептался с Димой, и тот громко позвал:
— Ребята, идите сюда на минутку.
— Началось, — проворчал Митяй. — Не успели старостой выбрать, а уже командует!
— Ребята, — сказал Дима, — тут вот Олег хочет кое-что сообщить.
Насупившись, Олег произнес:
— Вот о чем хочу предупредить — чтобы по тумбочкам не шныряли. Слышали, вчера на линейке говорили — в шестом «Б» пропажа случилась? В прошлом году тоже было такое. Здорово кое-кого взгрели…
Леня Куликов, близоруко щуря большие глаза, заметил:
— Я считаю, в нашем классе это исключено. У меня с первого дня в тумбочке лежат два рубля и целы.
— За всех не ручайся, — сказал Олег. Посмотрев на Ивана Кравчука, стоявшего с опущенной головой, добавил: — Я об этом неспроста сказал. Полчаса назад застал в спальне вот его. — Олег кивнул на Кравчука. — Шарил в моей тумбочке.
— Ничего не шарил! — вспыхнув, ответил Иван. — Я же говорю, что только фотоаппарат хотел посмотреть. Какая светосила.
— Об этом мог и меня спросить. А по тумбочкам нечего шнырять.
Весь урок Иван работал не поднимая головы. Лишь изредка, разгибая уставшую спину, недобро взглядывал на Олега. В перерыв подошел к нему и сказал:
— Ты не думай, что я хотел аппарат взять или там объектив вывернуть. Слово чести.
— Что, может, фотографией интересуешься? — спросил Олег.
— Еще бы! У моего брата — «Зоркий-2». Я тоже фотографировал. И карточки сам проявлял.
— Ну, раз интересуешься, записывайся в фотокружок. Вместе будем ходить.
В какой кружок?
Разговор о всевозможных кружках шел не первый день. Но лишь сегодня официально объявили, в какие кружки производится запись, дни и часы их работы. Об этом сообщали по радио, об этом же извещало объявление в вестибюле школы.
Кружков было много — семнадцать. Глаза разбегались — в какой записаться. Тут были и хоровой кружок, и танцевальный, драматический, литературный, духовых инструментов, художественной гимнастики, математический, рисования, кружок «Умелые руки», фотолюбителей, авиамодельный. Даже любителей футбола не забыли. Для них организовали специальную секцию юных футболистов. Андрей охотно бы записался в эту секцию, но ведь туда, конечно, первым примчится Сенька. А быть с ним в одной секции — это совершенно невозможно.