Король живет в интернате
Шрифт:
— Я попробую, — нерешительно произнес Андрей. — Он парнишка хоть и балованный, но смышленый.
— Прекрасно. Я надеюсь на тебя. А мальчика надо выправлять. И как можно скорей… — Директор помолчал, прищурил глаз, будто решая в уме сложный пример, затем усмехнулся и доверительно взглянул на собеседника. — Тут, видишь, еще такое дело… Этого можно бы и не говорить, да ладно, ты уже большой, все понимаешь — скажу. Рома без отца рос, а теперь будет у него отец. И, кажется, человек очень порядочный. На днях ко мне приходила мать Ромы. Интересные вещи рассказывала. Она сиротой росла и, как говорится, всякого
Он задумался, глядя перед собой, потом взъерошил пальцами густые русые волосы и добавил:
— И она права. Раньше с этим мирилась, потому что не понимала, безразлично было, а теперь сына хочет видеть уже не таким — лучше. Видишь, какую нам с тобой задачку задала. Нелегкая. А решить надо. Решим?
— Попробуем, Сергей Иванович, — солидно, как и подобает взрослому, ответил Андрей.
Сергей Иванович посоветовал, с чего лучше начать, как держать себя с Ромой, сказал, что, если трудно будет, пусть, не стесняясь, заходит. Напоследок предупредил:
— Разумеется, все, что я тебе говорил о матери Ромы, должно остаться между нами… — Да, кстати, — вспомнил директор. — Преподаватель физики показывал твою модель турбины. Хорошо сделал. Я и не знал, что ты такой мастер!
Андрей от удовольствия покраснел.
— А теперь можешь идти отдыхать, — вставая с дивана, сказал Сергей Иванович. — Ты, кажется, в волейбол играл? Поспеши, — улыбнулся он, — как бы там без тебя восьмиклассники не разделали вас под орех. А матери передай большой привет. Не забудешь?
— Обязательно передам, Сергей Иванович! До свидания! — радостно сказал Андрей и вышел из кабинета.
Салют!
Делегация французских учителей интересовалась решительно всем. Учителя побывали в общежитии, заглядывали в спальни. В столовой, увидев дежуривших шестиклассников, которые мыли после обеда посуду, они одобрительно заговорили о чем-то между собой, а высокий рыжеватый мужчина в желтом берете, заходя то с одной, то с другой стороны, щелкал затвором фотоаппарата, улыбался и благодарил: «Мерси, мерси». Посетили гости и животноводческую ферму интерната. Осмотрели крольчатник, птичник с курами и важными индюшками, свинарник. Учениками четвертых классов везде была наведена такая чистота, что француз в желтом берете израсходовал целую катушку фотопленки.
Делегацию сопровождало человек сорок интернатовцев. Была среди них и Светлана Пащенко. Она изучала французский язык, имела по нему твердую пятерку, и теперь ей было страшно интересно — сможет она хотя бы что-нибудь понять из того, что говорят иностранцы. Но как Светлана ни прислушивалась — разобрать почти ничего не могла. Только иногда улавливала отдельные знакомые слова и по ним смутно догадывалась, о чем идет речь. Светлана расстроилась: какая же она после этого отличница и гордость школы, как не раз повторяла учительница французского языка Вера Петровна.
Но все-таки не напрасно ее хвалила учительница. Когда, набравшись храбрости, Светлана подошла к худенькой женщине в очках и, красная от смущения, спросила по-французски, как ее зовут, иностранка до того обрадовалась, что обняла Светлану и что-то быстро сказала своим коллегам. Те окружали Светлану, ласково посматривая на нее и оживленно переговариваясь. А женщина в очках на ломаном русском языке сказала:
— Я называюсь Элиза. Элиза Шанто. — И она погладила Светлану по голове. — Ты… любишь французский язык? — спросила она.
Вера Петровна, стоявшая тут же, конечно, не удержалась, чтобы не похвастаться перед гостями своей лучшей ученицей.
— О! О! — с восхищением восклицали французы.
— Ты… хорошая девочка… Красивая… Похож моя девочка. Она называется Лилит… Она учится колледж, то есть школа.
Услышав о Лилит, Света обрадовалась. Она несколько секунд покусывала губы, соображая, как правильно построить фразу. Потом, набрав побольше воздуха, храбро приступила к трудному делу. И гости поняли, что она сказала. Чудесно! Эта очаровательная русская девочка желает переписываться с дочерью Элизы Шанто! Сама Элиза Шанто была в восторге от предложения Светланы. Она написала в блокнотике свой адрес и, вырвав листок, с удовольствием подала его девочке.
— Пожалуйста! — ослепительно сверкая зубами, сказала она. — Лилит будет радость… Большой радость…
— Счастливая Светлана медленно прочитала:
— Марсель… — И вдруг, забыв о французском языке, радостно сказала: — Я обязательно напишу! Обязательно, обязательно!
Побывали французские учителя и в мастерских, где ребята трудились над транспарантами к празднику Октября. Затем все направились в школьный корпус. Там Андрею снова пришлось пережить волнующие минуты, потому что Сергей Иванович, ознакомив иностранцев с выставкой работ учащихся, повел гостей к развешенным на стене диаграммам и портретам героев труда.
— О, Гаганова! Знаю! Знаю! — закивала головой Элиза Шанто. — А это кто?
Вера Петровна, называя имена героев, дошла до портрета Королевой. Заметив в толпе Андрея, Сергей Иванович подозвал его.
— Это его мать, — сказал он, похлопав смущенного Андрея по спине.
Переговариваясь, иностранцы с интересом рассматривали Андрея. Элиза Шанто, поправив очки, внимательно взглянула на портрет, потом на Андрея и улыбнулась:
— О, русские говорят: капли две воды.
Андрей невольно улыбнулся ее ошибке. Ведь он вовсе не похож на мать. Но если она считает, что похож, — пожалуйста, он только рад.
— Твой мама, — продолжала француженка, — есть артист?.. Доктор?..
Андрей помотал головой.
— Шьет она. Швея. — Увидев, что женщина недоуменно пожимает плечами, он покрутил рукой, показывая, как шьют на машинке. — Понимаете, шьет. На фабрике.
— О! — догадалась француженка, — Фабрик. Делает костюм… фасон… Это хорошо. Очень хорошо.
Потом она опять взглянула на портрет и добавила:
— Твой мама — наш салют! Понимаешь? Французкий люди — салют.
— Да, да, — ответил Андрей. — Передать от вас привет. Понимаю.