Король зимы
Шрифт:
— Дорогая леди! — Епископ Сэнсам неожиданно появился из-за возводимой стены, которая и впрямь была сложена кое-как и выглядела уродливой по сравнению с аккуратной кладкой римского храма. Сэнсам был в черном одеянии, которое, как и его волосы, стало белым от каменной пыли. — Ты оказываешь нам великую честь своим милостивым присутствием, высокородная леди, — говорил он, низко кланяясь.
— Ни милости, ни чести, червь! — надменно произнесла Гвиневера. — Я пришла показать Дерфелю, какое разорение ты здесь устроил. Как ты смеешь строить это здесь? — Она метнула руку в сторону возводимой церкви. —
— Наш возлюбленный Господь явился на свет в хлеву, леди, и я рад, что наша скромная церковь напоминает вам его.
Он опять поклонился ей. Несколько каменщиков собрались поодаль и затянули одну из своих святых песен, желая очиститься от гибельной близости с язычниками.
— И песни ваши звучат как скотское мычание, — брезгливо поморщилась Гвиневера. Она оттолкнула священника и прошла мимо него к деревянной хижине, притулившейся у каменной стены дома Набура. Собак принцесса спустила с поводка, и они засновали по стройке. — Где та статуя, Сэнсам? — кинула она через плечо, открывая ногой скрипучую дверь хижины.
— Я пытался сохранить статую для тебя, милостивая леди, но, увы, Господь повелел расплавить ее. На нужды бедных.
Она гневно развернулась и уставилась на епископа.
— Бронза? Какая польза бедным от бронзы? Они ее едят? — Гвиневера посмотрела на меня. — Статуя Меркурия, Дерфель, размером с высокого человека и великолепно исполненная. Красивая! Римская работа, а не рукоделие бриттов. Но теперь она исчезла навсегда, расплавленная в христианской печи, потому что твои люди, — она с отвращением поглядела на Сэнсама, — твои люди не выносят красоты. Вы боитесь ее. Вы подобны бессмысленным личинкам, подтачивающим дерево и даже не понимающим, что творят.
Она нырнула в хижину, куда Сэнсам, наверное, сваливал все ценное, что находил в римском храме. Гвиневера вновь возникла в двери с маленькой каменной статуэткой, которую сунула в руки одному из стражников.
— Немного, — разочарованно произнесла она, — но, по крайней мере, хоть это спасено от личинки-плотника, рожденного под коровьим навесом.
Сэнсам, продолжавший, несмотря на все ее оскорбления, улыбаться, принялся выспрашивать у меня, как идут бои на севере.
— Мы выигрываем. Медленно, но выигрываем, — сказал я.
— Передай моему лорду, принцу Артуру, что я молюсь за него.
— Молись за его врагов, жаба, — зло прошипела Гвиневера, — и, может быть, мы победим быстрее. — Она взглянула на двух своих собак, которые мочились на стены новой церкви. — В прошлом месяце Кадви совершил набег на наши земли, — сказала она мне, — и подошел совсем близко.
— Благодарение Богу, нас пощадили, — вмешался епископ Сэнсам.
— Но не благодаря тебе, жалкий червь, — гневно произнесла Гвиневера. — Христиане разбежались. Подхватили полы своих плащей и умчались подальше на восток. А Ланваль с оставшимися, слава богам, отбросил Кадви. — Она плюнула в сторону новой церкви. — Придет время, Дерфель, — уверенно сказала она, — и мы избавимся от всех врагов. А когда это произойдет, я снесу этот коровий навес и построю храм, подходящий для настоящего бога.
— Для Исиды? — ехидно спросил Сэнсам.
— Остерегись, жаба, — предупредила его
Она подхватила поводки своих шотландских борзых, и мы зашагали назад вверх по холму. Гвиневера тряслась от гнева.
— Ты видел, что он делает? Разрушает старое! Почему? Да только тогда он и сможет подсунуть нам свою уродливую, некрасивую веру. Почему он не может оставить в покое все прежнее? Нам ведь все равно, если какие-то дуралеи хотят поклоняться плотнику, тогда почему его заботит, кому поклоняемся мы? Чем больше богов, тем лучше, вот что я тебе скажу. Зачем оскорблять одних богов, чтобы возвеличивать других, своих собственных? Нет в этом никакого смысла.
— Кто такая Исида? — спросил я, когда мы подошли к воротам ее виллы.
Она метнула на меня лукавый взгляд.
— Я, кажется, слышу голос своего дорогого мужа?
— Да, — кивнул я.
Она засмеялась.
— Отлично, Дерфель. Правда всегда приятна. Значит, Артур беспокоится из-за моей богини?
— Он беспокоится, — сказал я, — потому что Сэнсам тревожит его историями о неких таинствах.
Едва заметным движением плеч она скинула на пол внутреннего двора плащ, который поспешно подобрали рабы.
— Передай Артуру, — сказала она, — что ему не о чем беспокоиться. Он сомневается в моей любви?
— Он обожает тебя, — мягко сказал я.
— А я его. — Она улыбнулась мне. — Скажи ему это, Дерфель.
— Скажу, леди.
— И попроси не волноваться насчет Исиды. — Она нервно схватила меня за руку. — Пошли. — И, перепрыгивая через канавки с водой, она потащила меня к маленькой двери в дальнем конце аркады. — Это, — Гвиневера резким толчком распахнула дверь, — святилище Исиды, которая так беспокоит моего дорогого лорда.
Я колебался.
— Мужчинам дозволяется входить?
— Днем — да. Ночью — нет.
Она проскользнула в дверь и приподняла шерстяную занавеску. Я последовал за ней и оказался в темной комнате.
— Стой там, где стоишь, — остановила она меня.
Я уже подумал, что начал исполнять какие-то ритуалы поклонения богине Исиде, но, как только мои глаза привыкли к темноте, обнаружил, что стою на краешке утопленного в пол бассейна с водой и Гвиневера просто остерегла меня от падения. Единственный свет проникал в святилище через полуоткрытую дверь, но тут я увидел, как Гвиневера сдергивает со стен небольшие черные полотнища. За ними оказались плотно притворенные ставни. Гвиневера рывком распахнула их, и на нас буквально обрушился головокружительный поток света.
— Здесь, — сказала она, встав спиной к большому арочному окну, — и спрятаны таинства!
Она конечно же насмехалась над россказнями Сэнсама, но комната, сплошь черная, и впрямь казалась таинственной.
Пол был выложен черным камнем, стены и арочный потолок выкрашены черной краской. В центре черного пола застыл мелкий бассейн с черной водой, а за ним высился черный каменный трон.
— Ну, что ты об этом думаешь, Дерфель? — спросила меня Гвиневера.
— Я не вижу никакой богини, — пробормотал я, ища глазами статую Исиды.