Королева Альтури
Шрифт:
Это страшно.
– А твой муж? – всё же решаюсь спросить и с лже-беспечным видом смотрю на Лайзу.
– н же погиб, да?
– Да, – кивает Лайза, и я тихонечко, с облегчением выдыхаю. Оказывается, всё не так плохо. Я ещё не сошла с ума, раз помню, что муж Лайзы погиб во время одной из экспедиций на Мёртвые земли.
– Моего мужа убили во время облавы на убежище. Я же тебе не один раз рассказывала, - добавляет Лайза и мою грудь тут же словно тугим кольцом стягивает.
Возможно, я ошибаюсь. Возможно, я действительно сошла с ума.
– Эмори? – мягко зовёт Лайза
– Зачем? Ты ведь тoже врач, – выпаливаю внезапно для самой себя и тут же прикусываю язык, потому что понимаю, что только что выдала больную фантазию за правду.
Лайза смотрит так, тoчно у меня на лбу третий глаз вырос, и никак не может подобрать слова для ответа, поэтому в итоге лишь отрицательно качает головой.
– Прости. Я сегодня сама не своя, – отвожу взгляд к окну и несколько минут сижу молча, пока к Лайзе не возвращается дар речи:
– Эмори?.. Я всё же сбегаю за доктором, хорошо?
– Нет, – категорично отвечаю. Чувствую, как лоб взмок от пота, а дышать становится всё труднее и труднее, но точно знаю – доктор мне не поможет.
– Лайза, давай поскорее закончим с причёской и… и открой, пожалуйста окно.
Через час я была готова.
– Красотка! Глаз не отвести! – с восхищением и явно довольная своей работой, разглядывает меня Лайза.
– Ну-ка, покрутись. Идеально!.. Ещё бы и самочувствие было под стать.
– Мне уже лучше, - ободрительно улыбаюсь Лайзе. – Правда, всё хорошо.
– Ну смотри мне, - слышу скептицизм в голоcе Лайзе, но делаю вид, что ничего не заметила.
платье и вправду ничего. Шёлковое, нежного кремового цвета, струящееся до самых лодыжек; с открытыми плечами и тонким пояском на талии.
Вчера, забрав платье из швейной мастерской, минут тридцать – не меньше, крутилась перед зеркалом, восхищаясь своим праздничным нарядом, а сейчас…
– Что не так?
– Цвет, - пожимаю плечами, разглядывая себе в зеркале.
– Я его выбирала?
– Ну, а кто ж ещё? – прищёлкивает языком Лайза. – Хороший цвет, тебе идёт. Твой любимый, разве нет?
– Мой любимый?.. Не знаю. Наверное… А может нужно было выбрать зелёный,или… или цвет морской волны?
– Морской… чего?
– морщится Лайза.
– Насмотришься своих журналов, потом несёшь всякую чушь. Давай, заканчивай тут и спускайся, машина прибыла.
Лайза выходит за дверь, а я всё еще неотрывно смотрю на отражение девушки в зеркале и пытаюсь убедить себя, что это я. Всё та же я! И что нет во мне ничего такого, что могло бы вызвать сомнения.
Огненно-рыие волосы стараниями Лайзы собраны в высокую причёску, на шее ожерелье из чёрного оникса, подаренное мне отцом на восемнадцатилетние, на щеках лёгкий румянец, а глаза Лайза подвела чем-то чёрным,так что теперь они выглядят еще ярче обычного. Не уверена, что мне это нравится.
– Нет. Мне это совсем не нравится, потому что… это не мои глаза.
Голова Лайзы просовывается в дверь:
– Что? Что значит: не твои глаза? Совсем сбрендила? Чьи ж тогда, если не твои?
– Не знаю, – поворачиваюсь
***
Глоток свежего утреннего воздуха оказался, как нельзя кстати. Только выйдя на улицу и подставив лицо под тёплые солнечные лучи, я cмогла почувствовать себя спокойнее и тут же, само собой сделался вывод: проблема, скорее всего, не во мне, а в доме.
После смерти мамы в нём теперь всегда холодно и неуютно. Тревожно. И пусть вернуться в Окату, – в дом, где кoгда-то мы жили все вместе одной дружнoй семьёй, было моим выбором, я всё еще не могу избавиться от тоски, что пропитала собой каждый уголок, каждую половицу, каждый предмет, которого касались руки мамы. Эта тоска по сей день живёт и в моём сердце, несмотря на то, что с того дня, когда бoлезнь забрала её, прошло много лет. И пусть порой я осуждаю маму за решение, которое она приняла, я также и способна понять, почему она так поступила, – почему пожелала уйти из жизни человеком и отказалась от шанса на спасение. Она хотела остаться собой… до самого конца. Несмотря ни на что.
Мне кажется, отец до сих пор корит себя за то, что позволил ей уйти так просто, позволил оставить его,и меня ещё совсем крохой... Именно поэтому он не может заставить себя вернуться в дом, где всё напоминает о ней. му здесь невыносимо. В Тантуме проще; с головой погрязший в делах, в политике, в вечной погоне за власть, за поддержание своей позиции.
«Ведь это так важно, Эмори. Альтури – это и моя ответственность. Наша с тобой ответственность».
Но от ответственности я отказалась. Мне не интересно изо дня в день находиться в эпицентре политических разборок, вникать в суть перестройки, военного положения, зевать на собраниях и получать за это укоризненные взгляды Совета Верховных намалов.
Да и Тантум я не особо люблю. Огромный муравейник, где днём и ночью идёт непрерывная работа. Отцу там комфортно, а мне нет. Я люблю Окату… толком не знаю, за что, ведь и здесь шума и двиения ненамного меньше, но здесь я рoдилась и выросла. Здесь прошли мои лучшие годы детства. Здесь мой дом… мой настоящий дом. Я люблю это место.
– Ну, как ты?
– ровняется со мной Лайза; делает козырёк из ладони, пряча глаза от солнца,и смотрит на меня с беспокойством.
– Лучше, - улыбаюсь ей. – Правда, лучше.
– Всё помнишь?
– вопросительно выгибает бровь. – лаза больше не пугают?
– Больше нет. Не знаю, что меня так удивило… Вроде всё, как обычно, но… на какое-то мгновение словно забыла, кто я такая.
Лайза набирает в лёгкие побольше воздуха и шумно выдыхает, заключая меня в тёплые объятия.
– Всё будет хорошo, деточка. Это всё нервы. День этот закончится и всё встанет на свои места, вот увидишь. И… смотри, кто за тобой приехал, м? – глаза Лайзы лукаво блестят, когда она кивает на внедорожник, припаркованный перед домом, и я перевожу взгляд на молодого парня у распахнутой двери, что смотрит на меня с широкой ослепительной улыбкой,и, кажется, едва ли не с обожанием во взгляде.