Королева Марго

Дюма Александр

II

ЧЕРНЫЕ КУРЫ

Обе пары едва успели убежать. Екатерина Медичи уже подобрала ключ ко второй двери потайного хода в то самое мгновение, когда герцогиня Неверская и Коконнас сбегали по наружной лестнице, так что, войдя в комнату, она могла слышать, как заскрипели ступеньки под ногами беглецов.

Екатерина осмотрела все пытливым взором и подозрительно взглянула на склонившегося перед ней Рене.

— Кто здесь был? — спросила она.

— Любовники, вполне удовлетворенные моим заверением, что они любят друг друга.

— Пусть их, — ответила Екатерина, пожав плечами. — Здесь больше никого нет?

— Никого, кроме вашего величества и меня.

— Вы сделали то, что я вам сказала?

— Вы имеете в виду черных кур?

— Да.

— Они здесь, ваше величество.

— Ах, если бы вы были евреем!

— Я — евреем? Зачем вам это, ваше величество?

— Вы бы могли прочесть замечательные книги, написанные древними евреями о жертвоприношениях. Я велела перевести для себя одну и прочла в ней, что евреи искали предсказания не в сердце и не в печени, как делали римляне, а в строении мозга и в форме букв, начертанных на нем всемогущей рукой судьбы.

— Да, ваше величество. Я сам об этом слышал от одного моего друга, старого раввина.

— Бывают буквы, — продолжала Екатерина, — начертанные так, что открывают путь для целого ряда предсказаний; но халдейские мудрецы советуют…

— Советуют… что? — спросил Рене, чувствуя, что Екатерина не решается продолжать дальше.

— Советуют делать опыт на человеческом мозге, как более развитом и более восприимчивом к воле вопрошающего.

— Увы! Вашему величеству хорошо известно, что это невозможно, — сказал Рене.

— Во всяком случае, затруднительно, — ответила Екатерина. — Ах, Рене, если бы мы об этом знали в день святого Варфоломея… как это было бы просто… При первой казни я подумаю об этом. Ну, а покамест будем действовать с учетом наших возможностей… Готова ли комната для жертвоприношений?

— Да, ваше величество.

— Пройдем туда.

Рене зажег свечу; судя по запаху от ее горения, то тонкому и сильному, то удушливому и противному, в состав свечи входило несколько веществ. Освещая путь Екатерине, парфюмер первым вошел в келью.

Екатерина сама выбрала нож синеватой закалки. Две курицы, лежавшие в углу, тревожно вращали золотистыми глазами, когда к ним подходил Рене.

— Как будем делать опыт? — спросил он, взяв одну из них.

— У одной мы исследуем печень, у другой — мозг. Если оба опыта дадут один и тот же результат, то, значит, верно; в особенности если эти результаты совпадут с полученными раньше.

— С чего начнем?

— С печени.

Рене привязал курицу к жертвеннику за два вделанных по краям кольца, положив курицу на спину и закрепив так, что она могла только трепыхаться, не двигаясь с места.

Екатерина одним ударом ножа рассекла ей грудь. Курица вскрикнула три раза, задергалась и околела.

— Всегда три раза! — прошептала Екатерина. — Предзнаменование трех смертей.

Затем она вскрыла труп курицы.

— И печень сместилась влево, — продолжала она, — всегда влево… три смерти и прекращение династии. Ах, Рене, это ужасно!

— Ваше величество, надо еще посмотреть, совпадут ли эти предсказания с предсказаниями второй жертвы.

Рене отвязал курицу и, бросив ее в угол, пошел за второй, но она, видя судьбу своей подруги, попыталась спастись — начала бегать по келье, а когда Рене загнал ее наконец в угол, взлетела над его головой и взмахами крыльев загасила чародейскую свечу к руке Екатерины.

— Вот видите, Рене, — сказала королева, — так угаснет и наш род. Смерть дунет на него, и он исчезнет с лица земли… Три сына! Ведь три сына! — прошептала она грустно.

Рене взял у нее погасшую свечу и пошел зажечь ее в соседнюю комнату.

Вернувшись, он увидел, что курица спрятала голову в воронку.

— На этот раз криков не будет, — сказала Екатерина, — я сразу отрублю ей голову.

Действительно, как только Рене привязал курицу, Екатерина одним ударом отсекла ей голову. Но в предсмертной судороге куриный клюв три раза раскрылся и закрылся.

— Видишь! — сказала Екатерина в ужасе. — Вместо трех криков — три зевка. Три, все три! Умрут все трое. Души всех кур, отлетая, считают до трех и кричат троекратно. Теперь посмотрим, что скажет голова.

Екатерина срезала побледневший гребешок на голове курицы, осторожно вскрыла череп, разделила его так, чтоб ясно были видны мозговые полушария, и стала выискивать в кровавых извилинах мозговой оболочки что-нибудь похожее на буквы.

— Все то же! — крикнула она, всплеснув руками. — Все то же! И на этот раз предвестие яснее, чем когда-либо! Иди взгляни.

Рене подошел.

— Что это за буква? — спросила Екатерина, указывая на сочетание линий в одном месте.

— «Г», — ответил флорентиец.

— Сколько этих «Г»?

Рене пересчитал:

— Четыре!

— Вот-вот! Именно так! Понятно — Генрих Четвертый. О, я проклята в своем потомстве! — простонала она, бросая нож.

Страшное зрелище представляла собой эта женщина со сжатыми окровавленными кулаками, бледная как смерть и освещенная зловещим светом.

— Он будет царствовать, будет царствовать! — сказала она со вздохом безнадежности.

— Он будет царствовать, — повторил Рене, всецело занятый какой-то важной думой.

Но мрачное выражение быстро исчезло с лица Екатерины, видимо, от какой-то новой мысли, вспыхнувшей в ее мозгу.

Не оборачиваясь, не меняя положения головы, опущенной на грудь, она протянула руку по направлению к Рене и сказала:

— Рене, не было ли такого случая, когда один пруджинский врач отравил губной помадой и свою дочь, и ее любовника — обоих вместе?

— Да, был, ваше величество.

— А любовником ее был?.. — спросила Екатерина, все время думая о чем-то.