Королева ночи
Шрифт:
И он не мог потерять сознание, как ни пытался, а боль приходилось переживать снова и снова. Время остановилось для того, чтоб продлить его мучения.
Когда все закончилось, Костя не знал — может, прошла тысяча лет, а может и больше.
Очень странными оказались ощущение измученного тела, которое теперь было не словно и не его, и жило своей жизнью.
Кожа была мокрой, словно он только что вышел из воды, с него на пол натекли целые лужи.
Раньше он даже не подозревал, как много влаги в его теле, даже лавка, на которой он лежал, мокрой стала и, и пол вокруг, насколько он мог видеть, скосив глаза.
В животе творилось что-то непонятное, внутренние органы искали себе место, с которого их так безжалостно сбросили, причем желудок гневно урчал, требуя пищи.
В голове кружилось, но Костя, сделав над собой усилие, приподнялся и сел, недоуменно глядя вокруг.
Бабка сидела за столом, пила какой-то темный настой из глиняной кружки, с хмурой усмешкой разглядывая его:
— Понравилось?
— Ужас какой-то, — Костик выдохнул застоявшийся воздух из легких, похоже, он какое-то время не дышал, закашлялся, потом прохрипел. — Я думал, что умер. Зачем вы со мной так? Я же ничего плохого вам не сделал, никого не обидел, слова плохого не сказал. Так я живой?
— Есть хочешь?
— Еще как, — юноша словно собирал себя по частям, каждое простое движение требовало нового осмысления, его тело разучилось что-то делать самостоятельно.
— Тогда живой, мертвым еда ни к чему. Вставай, только осторожнее, упасть можешь, я тебе помогать не буду, сама устала. Еды у меня немного, но тебе хватит.
Костик добрел до стола, поход оказался долгим и тяжелым, ноги никак не хотели идти и волочились за ним, вся тяжесть движения приходилась на руки, которыми он хватался за все, до чего мог дотянуться.
Лавка у стола оказалась настолько желанной и почти недостижимой целью, что он едва не расплакался от счастья, когда до нее добрался.
— Эк, тебя разморило-то, — улыбнулась Маланья. — Такого я еще никогда не видела, чтобы кто-то ползал и плакал. Эх ты, а еще герой…
— Какой из меня герой? — юноша вздохнул и приподнялся, хватаясь на шершавые доски стола. — Мне просто повезло, что нечисть сама на мое копье напоролось. Я всего один удар пропустил от этой твари, и тот меня едва на тот свет не отправил.
— А ты сейчас на каком? — деловито осведомилась бабка. — Может, скажешь?
Костя хотел что-то съехидничать в ответ, но вдруг подумал: — «А ведь действительно, сейчас он находится совсем на другом свете, чем тот, в котором родился…»
Что ответить юноша не нашелся, а только тяжело вздохнул. Бабка покивала головой и поставила перед ним глиняный горшок с чем-то приятно пахнущим.
— Специально для тебя с утра птицу зарезала, знала, что после моего лечения проголодаешься. Ну что полегчало?
Костик ощупал свои ребра, потом руки и ноги, где так нестерпимо все болело, вместо ответа махнул рукой и полез деревянной ложкой в горшок.
Супчик был с нежным тонким вкусом целебных травок, диетического куриного мяса и еще каких-то неизвестных пряностей, которые совсем не портили эту божественную пищу. Тело приняло еду восторженно, если бы у него был хвост, как у собаки, то сейчас он бы завилял им радостно и восторженно.
Рот наполнился слюной, а желудок подгонял медлительные руки, требуя, чтобы все содержимое горшка немедленно оказалось внутри, считая жевание пищи глупым и главное — бессмысленным занятием.
Костя и понять еще ничего не успел, как перед ним оказался пустой горшок, по дну которого он недоуменно водил ложкой, пытаясь в нем еще что-то найти.
— Больше не дам, даже не проси, — Маланья погасила факелы, оставив только масляный светильник на столе. — Тебе больше нельзя — умрешь Спать ложись вон там на полу.
Она толкнула его рукой. Юноша хотел возмутиться, потребовать свою одежду, которую она у него забрала еще в бане, но голова закружилась от недостатка кислорода, потому что кровь прилилась к желудку, и он повалился на лохматую шкуру какого-то животного.
Пахло от нее не очень хорошо, наверно имелись и насекомые, но глаза его закрылись раньше, чем он коснулся пола.
Утро началось приятно. Костя проснулся и долго лежал, не открывая глаз, исследуя свое тело, в котором ничего не болело, все чувствовало себя здоровым, изнутри шло такое ощущение счастья и блаженства, которое бывает только тогда, когда человек болел долго и тяжело, и внезапно выздоровел.
С таким настроением всегда хочется жить, и в общем-то плевать, что он находится неизвестно на каком свете, что вокруг нет машин, нормальной еды, туалета, и все кажется страшным.
Но и здесь светит солнце, поют птицы, тебе тепло и приятно, а значит, все хорошо. Кстати, насчет туалета зря он подумал…
Костя вскочил, и как есть, то есть совершенно голый, вылетел из дома, провожаемый насмешливым и понимающим взглядом Маланьи. Осуществив свои дела на небольшом огороде, примыкающем к бревенчатому строению, и прикрывая срам листом лопуха от любопытного взора неизвестной девчушки лет девяти, занимающейся кстати тем же самым на соседнем участке, юноша вернулся в дом.
Правда, с крыльца его завернула бабка.
— Иди, сначала в бане умойся, воняет от тебя потом и страхом — тем, что ты вчера из себя выдавливал вместе с болезнью, там и оденешься. Только после этого приходи — может и накормлю.
Костя рванулся в баню. Желудок снова требовал еды, поэтому подгонял его недовольным бурчаньем.
Юноша вымылся теплой водой, смывая пот и шерсть, прилипшую к нему со шкуры неизвестного, но явно хищного зверя, вместо мыла пользуясь размоченной синей глиной. Очищала она кожу совсем неплохо, единственно раздражало, что иногда встречались кусочки камня или песчинки, и тогда возникало ощущение, что трешь себя наждачной бумагой.