Королева ночи
Шрифт:
Охранники, которых тебе у костра сидело уже не двое а пятеро, не поверили в то, что Косте удалось убить нечисть.
Староста, которого вызвали сразу, заставил юношу раздеться, осмотрел его многочисленные кровоподтеки, выслушал Никиту, и только после этого дал команду отложить исход на неопределенное время.
А юношу отправили к бабке Маланье для врачевания — что, как он понял, было признанием его заслуг. Несмотря на то, что закат уже багрянцем окрасил серое небо, на деревенской улице было полно народа, девушки поглядывали
Никита, которого ему вновь назначили в проводники, норовил рассказать каждому встречному историю своих геройских подвигов. В его рассказах фигурировал и Костя, но как второстепенный персонаж, который только суетился, расстраивался и переживал по поводу предстоящей схватки, в то время как мальчик его утешал, ободрял и учил, как победить чудовище.
Естественно, что и победа над нечистью по праву принадлежала Никите, и никого из деревенских почему-то не смущало, что сражался с чудищем не мальчик.
Все сразу понимали, что после его наставлений и инструкций победить зверя смог бы любой, а не только чужак. Тот, то как раз был очень глуп, но что с него взять, пришлый он и есть пришлый.
Бабка жила не так далеко, но то ли дело в серых тучах, или в чем-то другом, а ночь наступила раньше, чем они дошли до конца деревни.
Хорошо, что Маланья ждала и вышла навстречу с горящей березовой корой в качестве факела. Никита, сдав юношу бабке, растворился в темноте, а Костю старуха отвела в жарко натопленную баню, заставив раздеться и вымыться.
Никакой стеснительности он не испытывал, сидел на лавке голый, поливая себя горячей водой. Впрочем, у него так болело тело, что он не очень-то понимал, где находится и что его заставляют делать. Только после того как он смыл всю грязь, Маланья разрешила ему войти в дом, там положила на деревянную лавку в доме, а сама стала разглядывать избитое расцарапанное тело, с огромными кровоподтеками и синяками.
— Есть два метода лечения, — задумчиво произнесла Маланья, разжигая от топившейся печки два небольших березовых чадящих факела. При их свете Костик лучше сумел рассмотреть главную целительницу деревни. — Спорый и быстрый.
Перед ним суетилась сухонькая, небольшая старушка, позвоночник которой уже начал необратимо сгибаться, как происходит у всех старых людей всю жизнь занимающихся физическим трудом.
Ярко-голубые умные, казалось, насквозь пронизывающие глаза выделялись на темно-коричневом от постоянного загара морщинистом лице. Губы казались тонкими, властными, волосы редкими, седыми, а лоб был высоким и морщинистым.
— Один почти незаметный — мазями и приговорами, безболезненный, всем нравится, но у него есть большой недостаток, долгий очень, хоть и спорый, — бабка недовольно покачала головой, осторожно потрогав ребра. — Недели за три ребра твои срастутся, кожа очистится и сможешь ходить. Хороший способ, да только он тебе не подходит.
— Почему не подходит? — Костя морщился от боли и прикосновения холодных рук, ощущение у него было как у ужа на сковородке, вертелся как мог, а вырваться не мог. — Я вроде никуда не тороплюсь.
— Люди успокоятся, потом решат, что им обязательно нужно на ярмарку. Дня через два и отправятся, заодно, чтобы прошение городу подать, чтобы они сюда стражей направили вместе с городским магом. Но зерно и хлеб просто так не повезут, им охрана нужна, да и ты вроде в город рвался. Если в этот раз не поедешь, следующий не скоро наступит…
— Понятно, — пробормотал Костик. — В город мне нужно, там телефон, аптека, может быть врачи…
— Слова произносишь какие-то глупые, несуществующие, — бабка провела сухой теплой рукой по его телу и вслед на ней по нему пронеслась волна болезненных мурашек. — Что ж, раз торопишься излечиться, то придется использовать второй метод, его никто не любит…
— А почему?
— Тебе лучше не знать, — Маланья неожиданно озорно хихикнула. — Я им редко пользуюсь, все его боятся, потому что он колдовской, страшный. Но ты-то у нас герой, парень смелый, ничего не боишься…
— Почему это не боюсь? — даже обиделся Костя. — Это я раньше смелый был, пока не знал, что у вас тут за твари водятся, а теперь как раз всего боюсь. И колдовства тоже…
— Лечение боятся не за колдовство, а за то что больно очень, — Бабка начала что-то вытаскивать из печи. — Зато завтра будешь совсем здоров. Так как согласен?
— Я не спешу, могу и подождать, но в город надо, так что жалко мне себя.
— Вот и славно, — снова хихикнула бабка. — Я так и думала, что ты выберешь именно этот способ.
И прежде чем Костя успел возразить, она придавила его голову к лавке твердой рукой и что-то зашептала. Он никогда бы не поверил, что слова могут так воздействовать. Или это были не слова?
Его словно подбросило к потолку, в голове все закружилось, тело выгнулось дугой так, что сломанные ребра затрещали, а дальше все поплыло перед глазами. Он слышал жаркий шепот прямо в ухе, и от него в теле разливалась жгучая боль.
Это была не просто боль, а волна невероятных по силе ощущений, словно его тело поливали раскаленным металлом, который прожигал до костей.
Горело все — кожа, волосы, мышцы, подкожный жир, кости…
Что это была за боль! Невероятная, ужасная, бесчеловечная, выдержать которую никому невозможно.
А он даже кричать не мог, под рукой Маланьи его голосовые связки слиплись, словно исчезли, из горла вырывался только жуткий предсмертный хрип, который его самого пугал больше, чем боль. Тело тряслось мелкой дрожью, не прекращая даже тогда, когда бабка наваливалась на него всем своим телом, впиваясь в мышцы и кости своими костлявыми руками.