Королева Потерянных Мальчиков

Кинли Т. С.

Я вошёл в огромный гардероб, который спроектировал Трипп. Очевидно, девушкам нравятся большие шкафы. По крайней мере, так говорит Трипп, и я не собирался его об этом спрашивать. Он был наполнен бесчисленными платьями. Ничего из того, что она когда-либо носила. И мне было трудно представить, чтобы Цыпочка регулярно наряжалась в душные халаты. Она была гораздо практичнее. Пара потёртых джинсов и футболка, казалось, шли ей больше. Хотя я тайком захватил несколько своих рубашек. Надеялся, что однажды она удивит меня и наденет их. Мысль о том, что на ней нет ничего, кроме моей рубашки, мгновенно заставила мой член напрячься, и я застонал. В этот

момент было больно возбуждаться при мысли о ней, и у меня не было ничего, кроме моей совершенно неподходящей руки, чтобы закончить работу.

В глубине длинного шкафа на крючке висел её рюкзак. Это была единственная её вещь, которая у нас была. Я навещал её каждый день, прижимая к груди комковатую сумку и вдыхая её запах. От чего мой член только сильнее затвердел, неприятно прижимаясь к штанам. Я никогда не открывал его. Так и не решился заглянуть внутрь. Мне показалось, что это нарушение её личной жизни — рыться в её вещах без её ведома. Но, просто держась за это, я почему-то чувствовал себя ближе к ней. Проклятье, я был таким грёбаным болваном. Если бы кто-нибудь вошёл и увидел, что я держу рюкзак так, словно это самая горячая женщина, которую я когда-либо видел, я бы, наверное, умер от стыда, но, Дьявол меня побери, если бы я мог удержаться от этого. Я медлил так долго, как только осмеливался, потирая грубую ткань о свою заросшую щетиной щеку и позволяя видениям о Цыпленке нахлынуть на меня.

— Пожелай мне удачи сегодня, Цыпочка, — сказал я неодушевлённому предмету, чувствуя себя в этот момент ещё большим неудачником, чем когда-либо прежде.

Я подошёл, чтобы повесить сумку обратно на крючок, но мысли о ней настолько переполняли меня, что я совсем не зацепился за крючок, и сумка упала на пол, рассыпав своё содержимое.

— Блядь! — проворчал я, наклоняясь, чтобы собрать всё, пока мой взгляд не остановился на фотографии. Знакомое лицо, которое я так давно не видел, что почти забыл. На меня смотрела маленькая черно-белая фотография, на которой я был запечатлён мальчиком.

— Что за…

Фотография выпала из бежевого конверта с надписью «Потерянные Мальчики». Я поднял его, разрываясь между желанием открыть папку и положить её обратно в рюкзак. Почему у неё было на меня досье? Она ничего не говорила об этом с тех пор, как вернулась, и, хоть убей, я не мог придумать причину, по которой она могла бы держать что-то подобное в секрете. Моё любопытство взяло верх. В конце концов, досье было обо мне. По крайней мере, я так себе сказал, чтобы не чувствовать себя таким виноватым за то, что роюсь в её личных вещах.

На первой странице была основная информация: дата рождения, имена моих родителей. Больница, в которой я родился. Там даже была вырезка из газеты с сообщением о моём рождении. Я перевернул страницу. На этот раз я столкнулся с заголовками: «Пропал местный мальчик» и «Известная семья предлагает награду за пропавшего сына». Я с трудом пробирался сквозь статьи. Я не был силён в чтении, и на это ушла чёртова вечность, но Цыпа сделала это возможным.

Моё сердце болело за родителей. Поначалу я знал, что им будет тяжело, но решил, что со временем, когда у них появятся дети, у них будет идеальная жизнь, о которой они всегда мечтали. Я перелистнул следующую страницу, и там оказалась редакционная статья. Это был разворот на целую страницу в газете, написанный моим отцом ровно через год после моего исчезновения. Больше денег предлагалось за информацию

о моём местонахождении, больше обращений к общественности за любыми зацепками. Я чувствовал, как эмоции застревают у меня в горле, когда читал эти слова.

Воспоминания о моих родителях, которые Неверленд скрыла от меня, всплыли на поверхность. Чем больше я сосредотачивался, тем отчётливее представлял себе их лица. Каждая последующая страница была очередной статьёй моего отца, посвящённой годовщине моего исчезновения. Примерно через пять лет я нашёл в газете другую статью — некролог моей матери. «Эбигейл С. Райдер, 37 лет, умерла в лечебнице Ханвелл, страдая от депрессии и истерии после потери сына. У неё остался муж, Престон Д. Райдер II».

Мои руки дрожали, когда я пытался сложить страницы вместе. Слёзы потекли из уголков моих глаз, когда я, не веря своим глазам, прочёл эти слова. Всё должно было случиться не так. У них должны были родиться ещё сыновья. Много крепких сыновей, которые продолжили бы фамилию. Предполагалось, что они будут счастливы. Вместо этого она умерла. В следующей записи моего отца говорилось, что она умерла от разрыва сердца. После этого я больше не мог читать. Я перевернул последнюю страницу. Последние слова, которые написал мой отец, разбили мне сердце:

«По мере того как мои дни становятся короче, меня утешает мысль о том, что я наконец-то воссоединюсь со своим сыном и его улыбка снова будет согревать мою душу».

Последней вырезкой в папке был некролог моего отца. «Престон Дэниел Райдер II, 74 года, скончался у себя дома. Ему предшествовали его жена Эбигейл и сын Престон Д. Райдер III».

Мне казалось, что я попал в кошмар, который сам же и создал. Я пожертвовал своим шансом на потрясающую жизнь, чтобы у них было всё, что они хотели, хотя, в конце концов, им нужен был только я. И я в одиночку уничтожил их. Я аккуратно закрыл папку и положил обратно в рюкзак. Не мог решить, чего мне хочется — уничтожить всё вокруг или свернуться калачиком на кровати Цыпочки и погрузиться в глубокую депрессию.

Я был ужасным сыном, а теперь ещё и ужасным любовником. Мне нечего было предложить Цыпочке. Скорее всего, я бы просто уничтожил и её, как поступил со своими родителями. И она это знала. Всё это время у неё в рюкзаке было доказательство. Может быть, она никогда не вернётся, поступив со мной точно так же, как я поступил со своими родителями, и это именно то, чего я заслуживал. Единственное, что я мог сейчас сделать, — это быть хорошим бойцом. Я мог выполнять приказы Пэна. Я мог бы рискнуть своей жизнью ради общего блага, и если бы я не вернулся… Что ж, я заставил своего отца ждать достаточно долго.

Вернув коттедж в прежний вид, я отправился в путь самостоятельно. Я решил выполнить эту миссию в одиночку. Небольшое отклонение от приказа Пэна, но я чувствовал себя безрассудным и отказался подвергать риску кого-либо ещё.

***

Я приземлился на окраине зловещего леса. Деревья раскачивались и скрипели на несуществующем ветру. Лес поглотил свет, и за первым рядом деревьев была непроглядная тьма. Виридианский лес всегда тревожил меня. Поток тёмной магии проклял это место, и я не хотел быть его частью. Но теперь я не мог повернуть назад. Мне казалось, что лес наблюдает за мной — ждёт, не перейду ли я черту.