Королева придурочная
Шрифт:
– А он – ничего, когда при параде, – наклонившись к уху Ксении, шепнула Мария.
– У меня все настроение испортилось, когда я его увидела.
– Тебе совсем не обязательно с ним общаться, но я подойду в перерыве, поздороваюсь. Кстати, вон и Вадик, на третьем ряду с краю. Видишь – справа?
– Это меня не удивляет. Он везде, где можно наладить связи и заручиться поддержкой влиятельных людей.
На женщин зашикали, и им пришлось замолчать.
После официальной части собравшиеся были приглашены в соседний зал, на фуршет. Накрытые белыми скатертями столики были заставлены тарелками с бутербродами, вазами с фруктами и бокалами с уже разлитым вином. Водку желающим наливал официант
Теперь Мария стояла среди выпускников старшего поколения, рядом с солидным главврачом санатория – ей хотелось показаться ему во всей красе. Жарковский оценил привлекательный вид сотрудницы, напоминающей спелую вишню, но поискал глазами Ксению. Та находилась среди врачей своего выпуска и казалась Жарковскому краше всех. Подойти к ней он не имел никакой возможности: пожилые «девочки» его выпуска окружили его плотной стеной и старались выдавить из круга молодую чужачку Марию, невесть как втершуюся в их ряды. Мария решила не терять времени даром и с сегодняшнего дня начать осаду Жарковского.
Ксения, оставшись без поддержки Марии, слегка растерялась. И, хотя внешне она проявляла интерес к рассказам былых сокурсниц, внутренне сжималась каждый раз, когда неподалеку мелькала фигура бывшего мужа. Вадик не стоял на месте и время на пустопорожние воспоминания не тратил. В последнее время он не имел постоянной работы, перебивался случайными заработками и сейчас ему важно было установить связи с полезными людьми. Ксению он тоже видел, но обходил стороной. К тому же, он был слишком хитер и осторожен, чтобы выяснять с ней отношения на людях.
Расходились с мероприятия поздно. Было светло – в Петербурге стояли белые ночи. Одни сбились в пары, другие небольшими группами отправились гулять к Неве. Третьи ловили такси, чтобы успеть вернуться в свой район до разведения мостов, отрезающих эту часть города от центра. Ксения увидела, как Мария вместе с Жарковским села в машину, и ничуть не обиделась на подругу за то, что та не попрощалась с ней – просто потеряла Ксению из виду. Пока Ксения раздумывала, в какую сторону направиться, вокруг нее уже не осталось знакомых людей. Белая ночь была так тепла и тиха, что Ксения решила пойти до дома деда пешком. Идти от мединститута было не больше двух трамвайных остановок. Ксения бесстрашно шла по пустынной набережной Карповки, тем же путем, каким в конце зимы она шла с Родионом. Тогда он впервые поцеловал ее. Все у них только начиналось. А сейчас все было позади. Ксения остановилась у парапета, посмотрела на темную воду, на омут, влекущий вниз. Нет, об этом нельзя даже думать, ведь у нее есть сын!
– Вот ты и попалась! – сильные мужские руки обхватили Ксению за шею.
Страх холодной волной накрыл женщину. Она узнала голос мужа. В следующий момент на смену страху пришло безразличие: разве она не помышляла о темном омуте? Мысли о сыне, чувства к Родиону, беспокойство о том, что придется менять работу, разом покинули Ксению. Вадик почувствовал, что она не вырывается, ослабил жесткие объятия. Ксения медленно повернулась и равнодушно посмотрела на взволнованного преследователя:
– Что ты хочешь от меня? Опять неймется? Ну, ударь.
Вадик оторопело смотрел на Ксению, такой он ее никогда не видел: бледная, отрешенная от мира, и абсолютно ничего не боящаяся. Занесенная для удара рука безвольно опустилась. Для Вадика были привычны два состояния: злобное возбуждение и покаянная страсть. Но сейчас, под отсутствующим взглядом Ксении, он растерялся и не знал, как себя вести.
– Я не могу тебя ударить, Ксения. Я теперь стал другим. Пойдем к нам домой.
До дома деда оставалось метров двести, до ее собственного – стоящего напротив, на
– Пойдем, – равнодушно отозвалась она.
Вадик не ожидал, что она не будет противиться. Пошли по мосту. Разговаривали на посторонние темы: обсуждали вечер в мединституте, разные яркие судьбы выпускников. Вскоре подошли к серому дому на набережной, где Вадим жил несколько лет, а Ксения – от рождения. Когда входили под высокую арку, Вадик взял Ксению под руку, она не убрала ее, только расслабленно опустила вниз.
Никаких чувств у Ксении не вызвала ее собственная квартира, откуда она так стремительно убежала зимой. Все казалось нереальным и странным. И проемы окон с купленными ею шторами, и старинная люстра под потолком, висевшая здесь всегда, и игрушечный мишка на полу, забытый сыном при отъезде. Все было чужим, будто отрезанным.
– Я пойду на кухню, чай согрею, – все еще пребывая в растерянности от безразличия Ксении, предложил Вадик.
– Пойди.
Когда Вадик вернулся в комнату, Ксения спала на диване. Она скинула туфли, черное вечернее платье оставалось на ней. Вадик нашел плед, и прикрыл ее ноги. Затем ушел в другую комнату, надеясь, что Ксения выспится, отдохнет, и они поговорят утром как следует. Он не имел представления, о чем они должны поговорить, но связывал с разговором определенные надежды.
Утром, за кофе, серьезный разговор, наконец, состоялся. Стараниями Алины дело о разводе супругов находилось в суде. Вадим почти смирился с неизбежностью поражения. Однако, проигрывая, он хотел выторговать как можно больше.
– Ксения, а как насчет квартиры?
– Разменяем. Тебе хватит однушки?
– Нет, я не отдам тебе и квартиру, и сына. Я буду воевать за жилплощадь, реально. Брак распался не по моей вине, – Вадик распалялся все сильнее. – Это ты виновата. Ты сама, королева придуроч…
– Стоп. Больше ни слова. Я не позволю тебе и дальше оскорблять меня, ревнивец несчастный. Или мы говорим по существу, или разговор закончен, – Ксения отодвинула чашку с кофе и встала из-за стола.
Она впервые назвала Вадика ревнивцем, будто выставила ему медицинский диагноз – без эмоций и обид. Вадик мысленно признал ее правоту. С того самого момента, как она когда-то рассказала ему о мальчике с последней парты, называвшем ее «моя королева», он ревновал ее к неизвестному школяру и не только к нему. Ревновал и старался побольнее уколоть жену, принизить ее, стереть в порошок. Эта неодолимая страсть к единоличному обладанию была сильнее всех прочих чувств. Особенно она бушевала в нем сейчас, когда Ксения была невозмутима и бесстрашна. Все же он взял себя в руки и постарался говорить спокойно:
– Да, вот еще. На алименты не рассчитывай. У меня сейчас нет работы.
– Когда я на тебя рассчитывала?
Ксения надела плащ и, прежде чем уйти, еще раз обошла свою квартиру, окинула ее прощальным взглядом. Слезы туманили глаза. Вадим понял, что этот раунд остался за ним. Но суд только предстоял.
В середине лета в санатории были заполнены все места. Пришлось потесниться даже платным кабинетам лечебного корпуса. Но они, проиграв в пространстве, компенсировали удлинением времени приема – платных клиентов принимали круглосуточно. Особенно много среди отдыхающих было тех, кто вовсе не нуждался в лечении. Погреться в жаркие месяцы на ласковом солнышке у освежающих балтийских вод желали многие. Главврач Жарковский получил от комитета по здравоохранению обещанные кредиты на реконструкцию и начал спешно строить личный коттедж на берегу залива – собирался сделать Ксении сюрприз ко дню бракосочетания. По бумагам провел строительство как социально-культурный корпус. Впрочем, маскировка эта была больше для проформы. Вышестоящая администрация уже подписала бумаги на передачу данного санатория в собственность коллектива, а фактически в руки Жарковского.