Королева пустыни
Шрифт:
Невольница принесла кофе, и Туркийе с Гертрудой сели на подушки беседовать. История черкешенки была необычайна. Султан в Константинополе подарил ее Мухаммаду ибн Рашиду, впоследствии ставшему эмиром, и она быстро стала любимой женой. Нынешний эмир родился у него от одной из жен, Муди. Туркийе начала объяснять Гертруде хаильскую иерархию. Теперешний эмир, шестнадцати лет от роду, отсутствует уже два месяца – ушел в набег на лагеря племени рувалла с отрядом из восьмисот человек. У него уже есть четыре жены и два маленьких сына. Высшей властью в отсутствие эмира является его помощник Ибрагим, брат главного советника и регента – Замиля ибн Субханга. Но сам Ибрагим благоговеет перед властной бабкой эмира Фатимой. Эта почтенная старушка умеет читать и писать, как объяснила Туркийе, и завязки королевского кошелька у нее в руках. Эмир к ней прислушивается, и люди с ужасом думают, что она может ему сказать, когда он вернется. У нее есть фавориты – но да смилуется Аллах над теми,
О королевском гареме, представительницы которого до конца своих дней обитают в стенах дворца, Гертруда знала намного меньше, чем о жизни бедуинских воинов. Она задавала вопросы, на которые Туркийе охотно отвечала. Согласно правилу, установленному с четырнадцатого века, женщина может выйти из дома только в трех случаях: когда ее ведут в дом жениха, когда умирают ее родители или когда ее хоронят. Обычная женщина в Хаиле выходила на улицу только ночью, полностью закутанная, и лишь для того, чтобы навестить родственниц. Чем богаче и знатнее семья, тем строже она толкует правила. Каждая женщина должна иметь при себе опекуна-мужчину, даже если это мальчик вдвое ее моложе, и это он будет заключать ее брак. Мужчина может иметь до четырех жен – при условии, что проявляет одинаковую щедрость ко всем ним, – и сколько угодно наложниц. Он может развестись с женой без указания причин, только произнеся простую словесную формулу при свидетелях.
За гаремом присматривают евнухи, привезенные из Мекки или Константинополя. У некоторых есть и серьезные внешние обязанности. Например, евнух Салих служит ночным дозорным в Хаиле. Еще есть рабы. Эти люди, захваченные в набегах наряду с лошадьми и верблюдами, делятся на две категории. Если их сочтут уродливыми или глупыми, остаток жизни они проведут, доказывая владельцам свою полезность. Если же они разумны, красивы и презентабельны, то их возьмут в самые богатые дома и сделают доверенными лицами. Чарльз Даути называл их «рабы-братья». Избранные из избранных попадают в королевский дом и живут во дворце. Им разрешено носить оружие. Туркийе намекнула, что хорошо бы при возможности найти союзников среди этих людей. Главный над рабами-братьями – Саид, тоже евнух, прямой канал связи с эмиром или его помощником Ибрагимом. Таков был замкнутый политический мир, в который попала Гертруда. Куря и слушая эти сплетни, она подумала, что никогда не разговаривала с подобной женщиной до сих пор. Она заключила, что Туркийе – «веселая дама», и в ее обществе будет приятно находиться, а ее советы весьма пригодятся. За полуденной трапезой одна из рабынь Туркийе доложила о прибытии еще более важного гостя. Гертруда огладила юбку, заколола волосы и поспешила в гостиную, где в ожидании села на диван, а ее проводник Мухаммад остановился на почтительном расстоянии. В дверях появился раб, шагнул в сторону, комнату наполнил сильный запах розового масла, и стремительно вошел Ибрагим в ярко окрашенной куфие, перевязанной золотым шнуром, или агалом, и с саблей в серебряных ножнах. Гертруда отметила это узкое лицо, лихорадочный блеск черных глаз, обрамленных кохлем, клочковатую имперскую бороду и обесцвеченные зубы, а также «нервозную манеру и беспокойный взгляд». Он произнес обычные приветствия и произвел впечатление человека хорошо образованного – «для Аравии». Она его поблагодарила, поделилась первыми впечатлениями от Хаиля и кратко описала свое путешествие. Ибрагим пробыл до призыва к дневной молитве, но когда вышел, появился первый предупреждающий знак. Остановившись около двери, он шепнул Мухаммаду, что среди мусульманского духовенства есть некоторые разногласия по поводу прибытия женщины в одиночку, и Гертруде лучше всего будет проявить некоторую осмотрительность… «Короче, мне не положено было больше выходить в город до особого приглашения».
На следующий день она с сожалением продала часть своих верблюдов, ослабевших после перехода через пустыню Нефуд, а лучших отослала к воде и зелени, где они смогут поправить здоровье. К ней привели в гости двух маленьких рашидовских принцев в драгоценностях и парче. Они держались за ручки, и их сопровождала пара мальчиков-рабов. Принцы сидели, глядя на Гертруду яркими подведенными кохлем глазами, и ели яблоки и печенье, которыми она их угостила. Это были, сухо замечает Гертруда, «двое из шести наследников, оставшиеся от всех рашидидов – так безжалостно они истребляют друг друга». Как ей сообщила Туркийе, за последние восемь лет были убиты три эмира. Гертруда заключила: «В Хаиле убийство – это как пролитое молоко».
Она рвалась исследовать город, но ее просили оставаться в доме. Она не могла выйти дальше двора, навестить своих людей – и чувствовала досаду. Обычно на новом месте она повсюду расхаживала, заводила знакомства, узнавала последние новости и пробивала дорогу в те слои общества, которые могли быть ей полезны.
Настало время преподносить дары Ибрагиму, и Гертруда попросила Мухаммада отнести ему послание вместе с халатами, рулонами шелка и коробками конфет. И вежливо спросила у Ибрагима: можно ли ей нанести ответный визит? Он ответил приглашением, но просил не выходить до темноты: он пошлет за ней кобылу и рабов для сопровождения. Гертруда с беспокойством ожидала ночи, и наконец прибыла лошадь и пара человек: один – вести кобылу под уздцы, другой – идти впереди с фонарем. Гертруда надела вечернее платье, сунула в сумочку портсигар и мундштук слоновой кости и поехала в дамском седле по извилистым улицам между глухими стенами. Копыта лошади беззвучно ступали по земляным дорогам. В свете фонаря мелькали, дрожа, водостоки и двери, снова скрываясь в бархатной черноте. Гертруда ни за что бы не нашла снова путь сквозь этот лабиринт при свете дня. Ночь выдалась звездная, но вместо широкого сверкающего неба открытой пустыни здесь был узкий канал звезд между крышами. Гертруда разминулась с парой женщин, которые пробирались вдоль стен, не глядя по сторонам.
Процессия остановилась перед крепкими деревянными воротами, которые со скрипом и стоном открылись внутрь. Гертруду провели мимо фонтана и мечети, попросили спешиться перед вторыми запертыми воротами и наконец ввели в затененную приемную. Услышав приглушенный разговор из покоев, Гертруда вошла туда. Мигая в свете десятка висячих ламп, она увидела, что стоит в большом зале с колоннами и центральным очагом, окруженным подушками и коврами. «[Это были] великолепные покои с большими каменными колоннами, поддерживающими невообразимо высокий потолок, выбеленные стены, пол из белого джасса [sic!], утоптанный до твердости и сияющий, как полированный».
В комнате находилось много мужчин, при виде ее замолчавших. Они встали, глядя на Гертруду с любопытством. Ибрагим вышел ей навстречу и церемонно усадил на подушку справа от себя. Разговор был официальный и безличный. Он рассказывал ей об истории шаммара – племени, которое возглавляли рашидиды, потом о королевской семье. Гертруда слушала и отвечала описаниями археологических мест, которые повидала по пути, а рабы тем временем подавали стаканы чая и маленькие сладкие лимоны, а затем – «совершенно превосходный» крепкий кофе. Потом, размахивая приятно пахнущими кадилами перед каждым гостем, рабы дали понять – Гертруде показалось, довольно скоро, – что прием окончен. Она встала и вышла.
Такой прием вызвал у нее досаду. Краткость встречи не позволила ей затронуть ни один вопрос, который хотелось обсудить, в частности, собственную нужду в деньгах. В Дамаске она дала двести фунтов агенту рашидидов и ожидала немедленной выплаты по прибытии в Хаиль. Агент выдал ей обычный аккредитив, и Гертруда привезла его, чтобы предъявить рашидидам. Этот проверенный временем метод позволял путешественникам не возить большие деньги, которые могли бы украсть по дороге. Сейчас же Гертруда осталась почти без средств. Сколько же времени ей придется ждать возможности предъявить аккредитив?
«И потянулись утомительно дни за днями, когда делать было нечего», – писала она в своем втором дневнике. Новизна исчерпалась, и Гертруда, лишенная возможности обычной активной жизни, почувствовала, что время движется медленно. Каждый день она просыпалась до восхода от назойливого пения привратника, Чесба: «Велик Аллах! Нет бога, кроме Аллаха!», а в полдень и по вечерам поднималась на крышу слушать призывы муэдзина из мечети. Утро тянулось долго, Гертруда ела слишком много сластей и яростно писала в дневнике, что женщины Хаиля «целый день не делают абсолютно ничего». Она составила карту маршрута до Багдада, а затем отшлифовала свои археологические зарисовки.
Как у арабского царя, который каждый день ждал новой сказки Шахерезады, у нее единственным развлечением было слушать необычайную и живую историю жизни Туркийе. Девочку продали в детстве и разлучили с любимым младшим братом, которого она все еще пыталась найти. Когда она вошла в брачный возраст, ее снова продали и увезли на переполненном корабле, кишащем болезнями. Пассажиры умирали один за другим. Матросы выносили умершего на палубу, пинали как следует, удостоверяясь в его смерти, потом бросали за борт. Гертруда взяла фотоаппарат и сделала несколько снимков разговаривающей Туркийе. Оказавшись в Мекке, рассказывала она дальше, играя рубинами, она вышла замуж за молодого перса, которого потом полюбила, но очень скоро снова была похищена, на этот раз агентом эмира рашидидов, и ее увезли, несмотря на ее крики, а молодой муж бежал следом с воем. Сперва Туркийе на Мухаммада и смотреть не хотела, но он был терпелив и ласков, и вскоре ей стало приятно делать его счастливым. Когда Мухаммад захотел жену помоложе, он по обычаю выдал Туркийе замуж за уважаемого человека. Но сейчас она вдова. Ее самое большое горе, сообщила она Гертруде со слезами, это что у нее не осталось живых детей. Из семи младенцев, рожденных ею, шестеро умерли сразу после рождения, а седьмой прожил год. «Туркийе говорит, что здешние жители ставят женщин не выше собак и обращаются с ними соответственно», – писала Гертруда.