Королева Шотландии в плену
Шрифт:
Мария была бледна. Годы заключения в неудобных замках отняли у нее много сил, но ее красота оставалась неразрушимой. У нее были совершенные черты лица, хотя она изрядно похудела; ее глаза удлиненной формы казались прекрасными, хотя под ними появились тени. Все ее движения, несмотря на ревматизм, были по-прежнему грациозными.
Но еще есть время увезти ее и восстановить ее былую ослепительную красоту.
Надо будет, думал Лестер, рассказать Елизавете о темных кругах под глазами, о том, как Мария осунулась, о ее ревматизме. Это порадует завистливое создание и не причинит вреда ему.
А пока он пытался
Он часто беседовал с ней во время пребывания в Нижнем Бакстоне, но она всегда держалась отчужденно. Он пытался разузнать, насколько были обоснованны слухи о том, что Дон Хуан Австрийский собирается стать ее мужем. Он предложил оказать ей помощь в этом деле. Но она ему не доверяла. Она искусно играла с ним, что злило его, и он решил, что зря проводит время в Нижнем Бакстоне.
Лестер сократил свой визит, заявив, что ванны не оправдали его ожиданий, и уехал рассерженным, но перед отъездом переговорил наедине с графом. Он сказал, что здоровье королевы Скоттов явно оставляет желать лучшего. Королева Елизавета явно встревожится, когда услышит об этом, и он собирается попросить, чтобы ей прислали врача-специалиста, который быстро вылечит Марию от ее болезней. Шрусбери поблагодарил Лестера за его доброту и выразил надежду, что Он хорошо отзовется о гостеприимстве, оказанном ему в Нижнем Бакстоне.
— Не беспокойтесь, — сказал ему Лестер. — Ваш прием не мог быть более радушным, даже если бы на моем месте оказалась сама Елизавета.
Он покинул Бакстон, размышляя. Королева Скоттов не приняла его как друга. Он знал, какого рода врача ему следует послать к ней.
Мария уже вернулась в Шеффилд вместе с четой Шрусбери и своим маленьким двором, в сопровождении охранников, когда прибыл врач Лестера. Бесс и ее муж забеспокоились, когда узнали, что он — итальянец и его зовут Юлий Боргаруччи. Бесс проводила его в комнату, подготовленную для него, затем поспешила к графу.
— Вы думаете то же самое, что и я? — спросила она.
— Итальянец! — проворчал граф. — Мы знаем, чем они известны.
— Мне кажется, я слышала об этом человеке. Он вовсе не врач, а профессиональный отравитель.
— Вы думаете, он прибыл по приказу королевы?
— Кто знает? Лестер — один из тех, кто уверен, что можно сначала действовать, а потом просить на это разрешение королевы.
— Я не позволю, чтобы мою узницу отравили под моей крышей.
— Ах, Шрусбери, хоть раз вы проявляете неистовство! Но я забыла — она ведь больше, чем ваша узница, не так ли?
— Она — королева Шотландии.
— Ваша возлюбленная королева Шотландии! Вы должны во что бы то ни стало защитить ее… от итальянца, присланного Лестером… от самой Елизаветы, если этот человек прибыл по ее приказу.
— Я уверен, моя дорогая Бесс, что сейчас вы чувствуете то же самое, что и я. Вы никогда бы не согласились, чтобы такое грязное дело совершилось в отношении беззащитной женщины, находящейся под нашей охраной.
Бесс кивнула, но она не была так уверена. Она постоянно думала о своей внучке, маленькой Арабелле Стюарт. С самого рождения этого ребенка Бесс не могла не думать о яркой возможности того, что она будет носить корону. Чем меньше будет претендентов на трон, тем лучше; вследствие этого Бесс стала менее доброй по отношению к королеве Скоттов после рождения Арабеллы. Правда, она не показывала этого; она даже себе не вполне признавалась в этом; но эта мысль жила… пряталась в глубине ее мозга, а прибытие в Шеффилд Юлия Боргаруччи могло только всколыхнуть ее.
Но Шрусбери был способен проявить твердость, когда он что-то решил. Он не позволял Марии есть ничего, кроме пищи, приготовленной ее собственными верными слугами. Он намекнул Сетон на опасность, и та стала вдвое более бдительной; так что визит Боргаруччи не принес никакого вреда Марии; и Шрусбери ухватился за первую же возможность отослать этого человека из Шеффилда.
«Как ревностно он охраняет безопасность королевы Скоттов! — думала Бесс. — Мне редко приходилось видеть, чтобы Шрусбери так энергично сам брался за дело».
Она задумалась: неужели он на самом деле влюбился в Марию? Правда, это не очень-то волновало ее. Все ее мысли все больше и больше сосредоточивались на будущем маленькой Арабеллы.
Мария заметила, что Сетон чем-то озабочена, но была уверена, что знает причину. Эндрю Битон постоянно искал возможности оказаться в ее обществе. Сначала она его отвергала, а теперь уже не делала этого. Но ни Сетон, ни Эндрю Битон не вели себя как два влюбленных человека.
Мария часто думала о них. Если Сетон влюбилась, то она должна выйти замуж и уехать отсюда. Это можно было бы устроить. Эндрю мог бы поехать в Шотландию или, если это слишком опасно, во Францию. Сетон, как и она сама, плохо переносила эти сырые и продуваемые сквозняками замки, давно ставшие их домами. Сетон страдала от ревматических болей, как и Мария; у них стали появляться первые седые волосы. Никто не может жить в плену и не меняться под влиянием этого. Внезапно Мария подумала: «Через несколько лет, если все так будет продолжаться, Сетон и я станем старухами».
Марию больше волновала судьба Сетон, чем своя собственная. Сетон должна выйти замуж за Эндрю Битона, и она, Мария, сделает все возможное, чтобы дать им шанс стать счастливыми.
Она решительно заговорила с Сетон, когда они вдвоем сели за вышивание.
— Сетон, что ты можешь сказать об Эндрю Битоне?
Бледное лицо Сетон покраснело от смущения.
— А что, ваше величество?
— Я думаю, что он влюблен в тебя. А ты в него?
Сетон пожала плечами.
— Если бы даже и так, то какое это имело бы значение?
— Какое значение! Сетон! Что ты говоришь? Я считаю, что любовь имеет самое большое значение. Если ты влюблена в Эндрю, а он в тебя, то вы должны пожениться.
— Моя семья никогда не согласится на этот брак. Вы же знаете, что Эндрю — младший сын в семье. На что в ней он может претендовать?
— Чепуха! — воскликнула Мария — Я не верю, чтобы это хоть в малейшей мере волновало тебя. Битоны — знатное семейство. Ты ищешь оправданий. И говорю тебе, Сетон, если ты решила выйти замуж за Эндрю, то я по мере моих возможностей дарую ему какой-нибудь титул, который быстро заставит Сетонов изменить их мнение.