Королева в придачу
Шрифт:
Брэндон явился к нему словно не из заключения, а из занимательного путешествия, и моментально вновь оказался в фаворе. Даже его недруг Бэкингем вынужден был раскланиваться с ним. А Генрих, словно извиняясь, наградил Брэндона земельными угольями в Саффолкшире, отдав в его распоряжение замки Ла Полей, и даже стал открыто намекать, что его дорогой Чарльз достоин высокого титула. Теперь Брэндона часто видели вместе с Генрихом и Вулси, что-то оживлённо обсуждающих. А ведь злые языки по-прежнему смаковали интрижку Брэндона с сестрой короля, особенно потому, что, стоило Брэндону отстать от общества короля, как он становился непривычно молчаливым, задумчивым, почти мрачным. Такого Брэндона они ещё не знали, и это порождало новые слухи.
Генрих и сам вскоре заметил,
Погода по-прежнему не благоприятствовала её отъезду, но с этим уж Генрих ничего не мог поделать. Однако вскоре он получил приятную весть из Эссекса, где в имении Иерихон проживала Бесси Блаунт. Бесси была беременна. И хотя в последнее время Генрих начал терять к ней интерес – её ребячья оживленность и необузданная чувственность стали ему приедаться, и он больше внимания стал уделять королеве, чьи ученые вечера и тонкие рассуждения более импонировали ему, но все же эту новость он воспринял как нельзя более благожелательно.
– Чарльз, мы едем в Эссекс! – заявил он Брэндону, – Там нас ждет пикантное приключение с хорошенькими женщинами. Одна из которых твоя добрая знакомая Нэнси Керью. Ты ведь всегда был с ней в приятельских отношениях, не так ли?
Он хитро подмигнул Брэндону, пояснив, что он недавно отправил Нэнси в Иерихон, дабы его малышка Бесси не сильно там скучала.
Они приехали в усадьбу вымокшими до нитки. И были приятно поражены, оказавшись в уютном помещении с резными панелями на стенах, большими окнами-фонарями, в которые хоть и стучал бесконечный дождь, но от большого камина веяло теплом и уютом... А перед огнем их ожидал прекрасно сервированный стол, за которым болтали и хихикали две хорошенькие женщины, так и вскинувшиеся от радости, когда их навестили мокрые, но довольные мужчины.
Их сырые плащи тут же развесили на экране перед камином. Генрих скинул верхний камзол, с деловым видом поднял крышку серебряной супницы, с наслаждением вдыхая ароматный пар.
– Ваш любимый раковый суп, государь, – заметила мисс Нэнси, когда Бесси буквально прыгала вокруг Генриха, вешалась ему на шею, стремилась поцелуем дотянуться до губ своего рослого августейшего любовника. Бесси была здоровой девушкой, и беременность никак не сказывалась на её самочувствии и внешности, что делало её особенно привлекательной Для короля, особенно когда он сравнивал её румяные щечки и оживленность с измученным видом законной супруги. И если к Катерине, опасаясь очередного срыва, он боялся и прикоснуться, то Бесси просто просила всем своим видом – возьми же меня, мне это будет только на пользу!
Генрих вскоре уделил ей внимание, и она почти утащила его наверх в их спальню. Брэндон подумал, что если бы она поменьше открывала рот и не несла несусветную чушь, которую не могли сгладить даже остроумные, вовремя вставленные фразы Нэнси, то Бесси была бы очень мила. Но он уже понял: кого бы ни родила мисс Блаунт, она долго не удержит возле себя такого человека, как король. Их ставка с Вулси на неё оказалась неудачной, и... Да не все ли равно! Ему был в тягость этот вечер, раздражала обязанность шутить, восхищаться Бесси, поддерживать непринужденный разговор. Мэри все ещё находилась в Англии, а он не мог её увидеть – это все, что занимало его мысли. И ему все труднее удавалось скрывать свою депрессию, свою болезненную тоску по ней...
Предполагалось, что едва Генрих уединится с Бесси Блаунт, как и он отправится предаваться тем же утехам с мисс Нэнси. По сути, для этого и взял его с собой король. Но, хотя Нэнси в своем отороченном золотистым кружевом пятиугольном чепчике смотрелась весьма очаровательно, а у Брэндона давно не было женщин, он вдруг уловил себя на мысли, что не хочет ее. Глядя на неё какое-то время через уставленный изысканными блюдами стол, он видел игривый вызов в её взгляде, но раздраженно отвернулся, подошел к камину и сел перед ним, сутулясь, порой вороша кочергой рассыпающиеся
– Чарльз?
Он даже не повернулся. Мысли его витали далеко, в Дувре, рядом с той, что тоже сейчас глядела на бушующее море, тоскуя о нем. Он не сомневался, что так и было, и хотел хранить ей верность. Хотел только ее. Когда же Нэнси приблизилась и присела на скамеечку у его ног, Брэндон лишь виновато улыбнулся ей.
– Прости, Нэн. Но мой парень сегодня не в настроении.
– Но ведь именно этого желает от тебя король! Что с тобой, Чарльз? Все будет хорошо. Я помогу тебе, а ты отвлечешься...
– Но я не хочу отвлекаться! – ответил он раздраженно и зло.
Нэнси замолчала, разглядывая Чарльза с каким-то новым, пристальным вниманием. Он изменился: исчезла веселая чертовщинка в глазах, а в линии рта появилась горькая складка. Перед ней словно сидел какой-то другой, чужой и незнакомый человек, и Нэнси не могла понять, нравится ли ей этот новый Чарльз Брэндон. Но неожиданно ощутила, что стала больше уважать его, даже несмотря на обиду за то, что он пренебрег ею.
– Знаешь, милый, я ведь согласилась торчать с этой дурехой здесь только потому, что надеялась с её помощью освободить тебя. Я очень беспокоилась, Чарльз.
Не глядя, он чуть пожал ей руку.
– Ты всегда была мне хорошим другом, Нэн. Возможно, мне бы следовало жениться на тебе.
Она деланно засмеялась.
– Нет, на это ты никогда не пойдешь. Маргарита Австрийская, внучка Норфолка леди Лизл, или даже... Мэри Тюдор. Вот предел твоих мечтаний. Я же... Ты прав, Чарльз. Я только твой друг.
Они долго сидели в тишине, пока дрова почти не прогорели. Потом Брэндон подбросил в огонь новые поленья из стопки сложенных у камина. Огонь осветил его лицо, дорогую цепь с подвеском ордена Бани. Красивый лорд – и такой далекий. Нэнси было обидно, но она не имела права обижаться. Она всегда знала, что её связь с Чарльзом ни к чему не приведет, разве что он способствовал продвижению при дворе её братьев, а она доставляла ему нужную информацию, поэтому она и приняла с таким спокойствием его роман с сестрой короля. И все же сейчас ей стало грустно. Она вздохнула, словно всхлипнула. Брэндон ласково, но бесстрастно привлек её к себе и устало склонил голову ей на плечо – без желания, без чувств. И Нэнси ощутила к нему почти материнскую жалость, ласково погладив по голове.
– Да, Чарльз, если тебе действительно даже не нужна женщина – значит, ты и в самом деле любишь ее. Это так безрассудно...
А через несколько минут она с удивлением ощутила, что он плачет. Как ребенок, негромко всхлипывая в своей отрешенности и беспомощности. Нэнси была поражена. Она никогда не знала этого насмешника и интригана таким.
– Мне бы только увидеть ее, – почти простонал он. – Только бы проститься! Я ни на что больше не рассчитываю.
Они не заметили, как на деревянной галерее, опоясывающей этот небольшой зал, появился Генрих, в разметавшейся одежде, растрепанный, шнуровавший на ходу надетую кое-как куртку с разрезами. Как всегда, его свидание с Бесси прошло бурно, но быстро, и он покинул ее, ибо, удовлетворив желание, он не испытывал к любовнице ничего. Король велел Бесси не провожать его – её упреки и нытье его раздражали. И вот Генрих нечаянно увидел плачущего Брэндона, услышал его последние слова... Король стоял на галерее, задумчиво глядя вниз. Он стоял довольно долго, не желая смутить своим появлением Чарльза, поскольку понимал, что, несмотря на всю браваду последнего, тот на пределе. Казалось бы, заключение в Тауэре должно было смирить его, а нежность и привлекательность Нэнси отвлечь... И вот он видит, как сломлен и измучен тот, кто всегда казался ему неуязвимым, идущим по жизни с легкой беспечностью! Наверное, Генрих, зная о причине его страданий, должен был разгневаться – он ведь ещё не забыл, как злился на сестру и Брэндона, как возмущался их недозволенными чувствами. Но сейчас Мэри была покорна, а Брэндон измучен. Он, Генрих, победил, и это правильно. Но неожиданно король подумал, что рад за младшую сестру оттого, что её кто-то так искренно полюбил.