Королева Виктория
Шрифт:
Однако вскоре после рождения принца Леопольда королева, как и много раз в прошлом, снова впала в депрессию, но на этот раз более глубокую и болезненную, чем прежде. Все дело было в том, что ее последний ребенок родился настолько слабым и хрупким, что даже обряд крещения пришлось перенести на другое время. Позже выяснилось, что он страдал гемофилией — довольно редким наследственным заболеванием, чреватым обильным и практически неконтролируемым кровотечением, которое возникало даже после самой безобидной царапины [36] .
36
Вызвавшие такое редкое заболевание гены могли быть унаследованы принцем скорее от матери, чем от принца Альберта, поскольку страдающие гемофилией отцы не могут иметь сыновей с тем же заболеванием. А среди предков королевы Виктории носителей этого заболевания обнаружено не было. Братья Д.М и У.Т.У. Потт, один из которых был известным эмбриологом, а другой — не менее известным
Обеспокоенность королевы здоровьем сына держала ее в постоянном напряжении, которое в значительной мере усиливалось отношением к ней принца Альберта, который обращался с женой как с маленьким и совсем глупым ребенком. В своих многочисленных и очень длинных письмах, написанных им после каждого скандала, он называл ее «дорогая малышка» или «моя добрая девочка». Причем письма эти он писал отчасти по-английски, а отчасти по-немецки, чем еще больше злил ее. Масла в огонь добавляло и его олимпийское спокойствие, которое на фоне ее депрессии и ярости казалось ей совершенно недопустимым.
«Дорогая малышка, — написал принц Альберт королеве 2 мая 1853 г., — сейчас настало время спокойно выяснить все факты, которые привели к очередной ссоре. Твоя обида, после которой началась самая настоящая истерика, продолжавшаяся целый час, заключалась в том, что я пожаловался на то, что ты из-за невнимательности несколько раз перевернула не ту страницу в нашем регистрационном журнале... И этот совершенно пустяковый случай стал причиной невероятного истерического скандала, в ходе которого ты упрекнула меня в неправильном отношении к тебе. Я готов признать, что в этом конкретном случае, как, впрочем, и во всех остальных, мое отношение к тебе действительно оставляет желать лучшего. Но, к сожалению, по-другому я поступать не могу... А когда я попытался доказать тебе всю необоснованность и несправедливость подобных обвинений, это еще больше разозлило тебя... Но я никогда не собирался и не хотел оскорблять тебя... Я оставил тебя и ушел в свою комнату, чтобы дать тебе время успокоиться и взять себя в руки. А ты пошла за мной и снова набросилась на меня с упреками и обвинениями... Не думай, что я не сочувствую и не сожалею, что тебе пришлось вынести немало огорчений. Я действительно верю, что ты перенесла немало страданий и имеешь все основания для недовольства. Я просто хочу доказать тебе, что не являюсь причиной твоего плохого самочувствия, а просто послужил поводом для очередной вспышки гнева... Я всегда сожалею о том, что мое неосторожное слово может вызвать негативную реакцию...
Позже ты совершенно откровенно объясняешь мне, что было истинной причиной твоего недовольства... Сейчас я понимаю, что ты страдаешь из-за того, что нашего ребенка вскармливает не шотландка, а совершенно другая женщина. Это и есть истинная причина твоего раздражения, а поводом для этого послужил регистрационный журнал...»
Подобные ссоры в королевской семье происходили в течение многих лет. Несколько месяцев подряд все могло быть нормально, и тогда семейные отношения развивались настолько гармонично, что королева начинала поздравлять себя с победой над своим дурным нравом. В это время она постоянно демонстрировала свою любовь и верность «дорогому Альберту» и благодарила судьбу за то, что она послала ей такого замечательного мужа. Более того, охотно признавала, что плохо «контролирует свое настроение» и часто выходит из себя по пустякам. «Я чувствую, насколько я несовершенна, — признавалась королева, — слишком чувствительна и раздражительна и как теряю контроль над собой, когда ощущаю обиду или оскорбление... Улучшилась ли я настолько, насколько требует от меня мое положение? Боюсь, что нет... Снова и снова я вступаю в отчаянную борьбу со своей раздражительностью и чрезмерной восприимчивостью и даже принимаю лучшие решения на этот счет, однако эта напасть снова и снова возвращается ко мне, к разочарованию моего дорогого Альберта — самого совершенного существа на земле».
Но после нескольких месяцев гармонии и спокойствия вдруг наступал период совершенно невероятного взрыва ярости. Как правило, это случалось неожиданно и по самым незначительным поводам. Принц Альберт, по обыкновению, уходил прочь, а королева следовала за ним из комнаты в комнату и обрушивала на него свои упреки. В конце концов принц находил надежное убежище, а у королевы через некоторое время наступал приступ раскаяния. Тогда супруги начинали обмениваться письмами и объяснять друг другу истинные мотивы своего поведения. Даже доктор Джеймс Кларк чувствовал себя в такие мгновения «не в своей тарелке». «Что касается психического состояния королевы, — писал он, — то если она не научится держать себя в руках, наступит время, когда она окажется в серьезной опасности... Многое здесь будет зависеть от поведения принца».
В письмах принц относился к жене как мудрый и доброжелательный отец. Он указывал ей на недостатки характера, на истинные причины гнева и радостно поздравлял с «маленькой победой над собой», если в течение нескольких недель она вела себя спокойно. Другими словами, письма принца способствовали превращению вулканической энергии ярости в нормальные и доброжелательные отношения между супругами.
При этом принц неизменно выражал сожаление, что королева «не находила утешения» в общении с детьми и пребывала в уверенности, что главная роль матери должна заключаться в наказании и воспитании детей, а также в руководстве ими». Он считал, что невозможно поддерживать счастливые и дружеские отношения с людьми, которых ты только что обругал ни за что ни про что. По его мнению, королева должна была попытаться контролировать свою «взрывную натуру», не влезать в мелкие детали жизни своих близких и отказаться от дурной «королевской» привычки отдавать приказы направо и налево. Как и все в королевском доме, принц Альберт с «пониманием относился к ее состоянию, вызванному очередной беременностью», но при этом не мог выносить тех «телесных страданий, которые она испытывала». По его мнению, ей лучше бы самой справляться с ними и самостоятельно восстанавливать моральный дух, вероятно, поврежденный ими». Он советовал ей пореже обращать на себя внимание, не прислушиваться к своим чувствам и проявлять «больше интереса к окружающему ее миру». Она не должна демонстрировать перед ним все свои страдания, как бы говоря при этом: «Полюбуйся, это твоя работа». Такие обвинения и упреки начисто лишали его малейшего желания делать шаги «в сторону примирения».
Во время одной из таких ссор принц Альберт откровенно признался королеве, что не готов простить ее за все, но сможет «игнорировать все происходящее и снова удалиться в другую комнату», чтобы она могла немного успокоиться и взять себя в руки. А в будущем он попытается избегать всего, что так или иначе могло бы осложнить их отношения и привести ее в состояние ярости. Во время очередного скандала он действительно старался держаться подальше от нее, не попадаться ей на глаза и возвращался к жене только после нормализации ее душевного состояния. Он не говорил ей ни единого слова, которое могло бы ранить ее больное самолюбие или ненароком обидеть, однако и это не помогало. Она преследовала его из комнаты в комнату и осыпала бессмысленными упреками и обвинениями. Именно поэтому «самым страстным желанием» принца было обезопасить жену от худших последствий, но в ответ он получал упреки в «бессердечности, несправедливости, ненависти, зависти, ревности и так далее и тому подобное».
«Я просто выполняю свой долг по отношению к тебе, -писал принц Альберт в одном из своих писем. — И делаю это даже тогда, когда жизнь наша омрачена этими жуткими скандалами, хотя, по моему убеждению, она должна управляться исключительно любовью и семейной гармонией. Я отношусь ко всему этому с пониманием и терпением, как к испытанию, которое так или иначе нам предстоит пройти вместе. А ты всеми силами стараешься причинить мне боль и в то же самое время не желаешь помочь себе».
После одного из таких семейных скандалов, когда в королевской семье наступили мир и согласие, принц Альберт написал очередное письмо королеве, в котором прозвучали совершенно иные нотки. Он признался, что не имел ни малейшего представления о том, до какой же степени расшатаны ее нервы. При этом пообещал, что в будущем никогда и ни при каких обстоятельствах не станет «выражать свое личное мнение» до тех пор, пока она не почувствует себя лучше. Принц Альберт «с удовольствием» отметил, что она прилагает немало усилий, чтобы быть «неэгоистичной, доброй и коммуникабельной», и признал ее успехи в этом деле. Его «любовь и симпатии» к ней были «безграничны и неиссякаемы».
29. КРЫМСКАЯ ВОЙНА
«Я чрезвычайно сожалею, что не мужчина и не могу участвовать в этой войне».
Через несколько недель после рождения принца Леопольда в ближневосточном городе Вифлееме вспыхнул ожесточенный конфликт по поводу принадлежности церкви Рождества Христова между монахами римско-католической церкви, которых поддержала Франция, и монахами православной церкви, на стороне которых, естественно, оказалась Россия. Вифлеем был охвачен погромами с обеих сторон, и правительство ослабленной Турецкой империи, простиравшейся от Адриатики до Персидского залива и от Черного моря через Сирию и Палестину до Аравийской пустыни, решило вмешаться в этот конфликт, ввести войска и развести противоборствующие стороны.
Царь Николай I обвинил турецкую полицию в причастности к убийству православных монахов, и в течение нескольких дней русская армия отправилась к Дунаю в свой крестовый поход за спасение святых мест от ислама. Из Санкт-Петербурга в Париж и из Константинополя в Вену и Лондон летели ноты протеста, срочные депеши, грозные меморандумы и неприкрытые угрозы.
К октябрю 1853 г. Турция уже была в состоянии войны с Россией, Англия в течение какого-то времени сохраняла нейтралитет. А 30 ноября русский флот под командованием адмирала Нахимова вышел из Севастополя, обнаружил турецкий флот неподалеку от южного побережья Черного моря возле Синопа и атаковал его, потопив все турецкие корабли. В морском сражении погибли почти 4 тысячи моряков, причем многие из них, как сообщалось в печати, были расстреляны моряками с бортов русских кораблей, когда турки барахтались в воде в поисках спасения.