Королева Виктория
Шрифт:
Мы не хотим войны, но если нас заставят, ЧЕРТ ВОЗЬМИ,
У нас есть корабли, есть воины и денег вдоволь,
Мы били медведя раньше, и пока останемся истинными британцами,
Русские не получат Константинополь.
Королева не скрывала своей антипатии. «О, если бы королева была мужчиной, — говорила она Дизраэли, — она бы пошла в армию и показала этим негодным русским, которым никогда и ни в чем нельзя верить на слово». Примерно таких же воинственных взглядов придерживалась и кронпринцесса, с которой королева поддерживала регулярную связь. «Я уверена, что ты не желаешь, чтобы Великобритания во всем уступала этим коварным и жестоким русским». А тех, кто считал, что Британия должна проводить примирительную политику по отношению к русским, этим «ужасным, злобным и жестоким мужланам»,
Министр иностранных дел лорд Дерби, однако, следовал иной позиции и предпринимал отчаянные попытки уберечь страну от надвигающегося военного конфликта, поэтому он передавал все правительственные секреты российскому послу. Не доверяя этому человеку и желая сообщить царю свои истинные намерения и взгляды, королева написала письмо непосредственно в Санкт-Петербург, не поставив в известность своего министра иностранных дел. Ее личный секретарь Генри Понсонби не преминул заметить, что это противоречит конституционной практике и может вызвать серьезный скандал. Королева была в ярости и продолжала отстаивать свое право непосредственного общения с монархами других стран. «Как это ужасно, — жаловалась она, — быть конституционной королевой и не иметь никакой возможности делать то, что представляется правильным».
В конце концов она в очередной раз пригрозила скорее «сложить с себя корону», чем «терпеть оскорбительное поведение русских». При этом она признала, что никогда еще не говорила так резко со своими подчиненными, как в случае с министром по делам колоний лордом Карнарвоном, который, по ее мнению, был слишком миролюбивым и постоянно предупреждал о возможности повторения новой Крымской войны. Воодушевленная британским львом, сообщала она своей старшей дочери, я «набросилась на него с такой решительностью и злостью, что он стоял передо мной и не знал, что сказать. А сказать он мог только то, что мы не можем действовать в мире так, как считаем нужным! О, англичане всегда останутся англичанами! Мы отстоим свои права, свою позицию, и нашим лозунгом навсегда станут слова: "Британцы никогда не будут рабами"».
Не щадила королева и своего премьер-министра, который с некоторых пор стал проводить более обдуманную и сбалансированную политику. Незадолго до этого он выдержал беспощадную критику оппозиции, которая обвиняла его в чрезмерной агрессивности и воинственности. Однажды на торжественном банкете какая-то леди сердито потребовала от него объяснений и в заключение спросила, чего он ждет. В ответ Дизраэли снисходительно улыбнулся и сказал: «В данный момент времени я жду картошку и горох, мадам».
Когда в марте 1878 г. Россия навязала Турции в Сан-Стефано секретный договор, в соответствии с которым Турция уступала России несколько портов в Эгейском море и другие территории на Балканах, что давало ей возможность создавать военно-морские базы в Восточном Средиземноморье, королева потребовала принятия срочных и решительных мер по устранению угрозы. Поддержав своими действиями Самых отъявленных «ястребов» в правительстве и отстаивая идею образования «сплоченного единого фронта против общего врага», королева срочно провела несколько военных смотров, проинспектировала войска, посетила несколько военных кораблей и отправила бесчисленное множество телеграмм своему премьер-министру.
Столкнувшись с перспективой дальнейшей агрессии со стороны России, кабинет министров избавился от наиболее сдержанных, миролюбивых политиков — министра иностранных дел лорда Дерби и министра по делам колоний лорда Карнарвона, — призвал на службу резервистов, послал индийские войска на Мальту, а в июне того же года заключил секретное соглашение с Турцией, в соответствии с которым изъявил готовность оказать этой стране всемерную помощь против агрессии со стороны третьих держав. А в ответ Турция позволила Великобритании оккупировать остров Кипр, который, по словам Дизраэли, должен стать надежным плацдармом для противодействия российской экспансии в этом регионе и для предотвращения попыток расколоть и уничтожить Турцию.
Добившись передачи Сан-Стефанского мирного договора на рассмотрение Европейского конгресса, Дизраэли поспешил в Берлин, где произвел настолько ошеломляющее впечатление на Бисмарка, что «железный канцлер» признался своим приближенным: «Этот старый еврей — великий человек».
Не надеясь на успех, королева поначалу не очень хотела отпускать своего премьер-министра в Берлин, но когда Дизраэли вернулся в Лондон с сообщением о почетном мире, она была просто в восторге и еще раз утвердилась в своей высокой оценке эффективности нынешнего правительства.
Королева с огромным вниманием выслушала доклад Дизраэли о результатах переговоров на Берлинском конгрессе. «Бисмарк, мадам, — не без гордости заявил Дизраэли, — был в восторге, узнав, что ваше величество отдали приказ оккупировать остров Кипр. По его мнению, это большой прогресс. Его идея прогресса не выходит за рамки оккупации новых стран». Шутка Дизраэли понравилась, и королева весело смеялась вместе со всеми.
Однако при этом королева прекрасно понимала, что оккупация новых стран неизбежно влечет за собой меры по их защите, что, в свою очередь, чревато новыми международными осложнениями и может привести к войне. Впрочем, перспектива новых войн королеву не очень пугала. Так, например, она не отказалась от войны за Ашанти в 1873 г., без колебаний вступила в афганскую войну в 1878 г. и с решимостью приняла участие в войне с зулусами в 1879 г., когда главные британские силы в этом регионе были практически полностью уничтожены восставшими зулусами в городе Исандлване. Королева заставила правительство отбросить всякие сантименты и продемонстрировать всю военную мощь Великобритании, чтобы примерно наказать смутьянов и восстановить «поруганную честь Британии». При этом, правда, ей было очень трудно настраивать своих солдат на войну с такими сильными и храбрыми чернокожими воинами во главе с мужественным вождем зулусов Сетвайо. А когда война закончилась победой англичан, она обратилась к правительству с просьбой относиться к покоренным зулусам как можно лучше и ни в коем случае не унижать их храброго и мужественного вождя.
Отношение королевы к покоренным народам Африки во многом формировалось под влиянием идей мистера Гладстона, который, по ее словам, узурпировал право на защиту угнетенных народов и подверг беспощадной критике политику правительства в отношении чернокожего населения Африки. Королева считала, что это право принадлежит исключительно ей, как, впрочем, и право непосредственно обращаться ко всей нации, минуя партии и общественные организации. Именно этим правом злоупотреблял мистер Гладстон.
«Если мы хотим отстаивать наше положение в качестве первостепенной мировой державы, — писала она лорду Биконсфилду, — мы должны быть готовы вместе с Индийской империей и некоторыми колониями вести постоянные войны с другими великими державами и отражать их посягательства на наши владения». И когда такие войны начинаются, доказывала она, было бы непростительной глупостью соглашаться на позорный мир после первых неудач. Подобная политика неизбежно приведет к ухудшению «нашего положения в будущем. Такой же глупостью было бы бросить те территории, которые уже находятся под нашим контролем». Когда правительство предложило передать Германии остров Гельголанд на Балтике, оккупированный британскими войсками еще в 1807 г., и потребовать взамен остров Занзибар в Южной Африке, королева без колебаний заявила протест, доказывая, что «не стоит добровольно отказываться от того, что и так нам уже принадлежит».
Разумеется, королева была против войны ради самой войны. Однако, по ее мнению, бывают случаи, когда конфликт становится неизбежным, и тогда отказ от решительных действий может превратить Британию в «посмешище для всего мира».
49. ПОЛОУМНЫЙ ПОДСТРЕКАТЕЛЬ
«Королеву совершенно не волнует, если все узнают, что она не испытывает абсолютно никакого желания признавать этого полоумного и во многих отношениях чудаковатого старика».