Королева воскресла!
Шрифт:
— Твои.
— Вы что, с ума все посходили? Откуда у меня такие деньги?
— Как? — мать оттолкнула сестер в разные стороны и побледнела, — разве это не ты передала нам кошелек? Неужели это ошибка?!
Я подставила под себя табурет и осела на него. В ушах зашумело. Кошмар не кончался!
— Как всё было, расскажите.
— Пришел человек, передал кошелек и сказал, что это от тебя. Вот и всё.
— И вы не удивились?
— Удивились, конечно… Но ведь королева умерла, она могла оставить
— Могла! Только в том случае, если я ее внебрачная дочь! Но тебе-то, надеюсь, прекрасно известно, что это не так?
Мать бестолково хлопала глазами. Меня просто мутило от негодования, я злилась на них за то, что они не могли понять и объяснить мне, что происходит. Они только глупо радовались!
Боже, кто сказал, что я их люблю? За что мне любить их? Я их почти не знаю! Не помню! Да, я на них похожа, с матерью мы почти на одно лицо, на редкость некрасивое, но ведь это всё! Я человек без прошлого, и это ужасно!
— Вот что, — сказала я угрожающе, — советую вам не тратить из этого кошелька ни одного дорлина.
— Но, Жанет…
— Потому что это какая-то ошибка, и за кошельком в любую минуту могут прийти. И горе вам, если вы попытаетесь эти деньги присвоить.
Мать запричитала, а сестры расплакались: в мечтах они уже видели себя богатыми невестами! Сколько радости было в этом доме до моего прихода!
— Не отдам, — зло сказала мать и плотно сжала бледные губы, лицо ее снова стало старым и некрасивым, — и не указывай мне!
Спорить с ней было бесполезно, она была упрямая, обозленная на жизнь, недалекая женщина.
— Ладно, — я безнадежно махнула рукой, — делайте, что хотите, — я вас предупредила…
Потом мы молча ели фасолевый суп. Сестры стучали ложками и косились на меня с каким-то подозрением. Когда они наконец ушли в свою комнату, я отодвинула тарелку и спросила:
— Мама, может вы от меня что-то скрываете?
— Что мы скрываем? — сразу ощетинилась она, — что нам от тебя скрывать?
— Кто я?
— Ты? Странный вопрос! Ты моя дочь.
— Это правда?
— Если не веришь, посмотри на себя в зеркало!
— Спасибо, я смотрелась…
С ней трудно было разговаривать, она сразу начинала раздражаться и ничего не хотела слушать. Я поняла, что ничего от этой женщины не добьюсь. Она получила деньги, и больше ее ничто не волнует.
— А с какими-нибудь знатными людьми я дела не имела?
— Ты-то? Не смеши меня, Жанет. У тебя даже платья приличного не было, чтобы выйти в люди.
— А что со мной было в тот день… Ну, когда меня нашли под мостом? Только поподробней, мама. Пожалуйста!
— Вот пристала! Могла бы и сама вспомнить.
— Но я же не помню!
— Доктор сказал, что ничего страшного с твоей головой не случилось. Ты просто не хочешь!
— Мама, я хочу, — сказала я сквозь
— Ну что тебе сказать? — усмехнулась она, — ты сохла по Лесли. Он тогда сидел без денег, ты собрала сумку с едой и потащила этому голодранцу. Мы еще поругались с тобой тогда. Ночью ты не явилась, к нему ты не дошла, а утром тебя выловили из полыньи полумертвую. Так что, где ты шлялась всю ночь, вспоминай сама.
— Надеюсь, на Лесли никто ничего не подумал?
— Нет, у него в ту ночь была целая компания, и все как один говорят, что ты там даже не появлялась. Его счастье!..
— А сумка? Куда делась сумка с едой?
Мать зло сверкнула на меня желтыми заплывшими глазами.
— Хотела бы я это знать!
Я встала, я больше не могла ее видеть.
— Мне, наверно, скоро придется уходить из дворца, — сказала я, — да и вы теперь богаты. Так что больше не присылай ко мне Катрин за продуктами.
— Да?
— Да!
Уходя, я даже не оглянулась. Дома у меня не было.
****************************************************************
********************************
Я любила птицелова Лесли, это я уже слышала. Он был веселый и беззаботный, жил от сезона до сезона, снимал угол на чердаке у старухи-старьевщицы, неделями пропадал в лесу, путался с девчонками, любил с друзьями напиться и пошуметь на весь квартал и умел подражать своим свистом почти всем птицам. Вот, кажется, и всё, что мне о нем рассказали.
Его дом. Неужели я когда-то с трепетом входила в этот незнакомый старый домишко, поднималась по узкой лесенке на чердак и стучала в эту дощатую необструганную дверь, в которую, не пригнувшись, и не войдешь?.. За дверью слышались шаги и птичий клекот. Я собралась с духом и постучала.
— Открыто!
Почему я так волнуюсь?! Я совсем другой человек, я люблю другого, я ничего не помню о своей глупой любви к этому ветреному мальчишке! Наверно, он смеялся надо мной, несчастной преданной обезьянкой, которая носит ему еду, а потом сидит в углу и ничего не ждет, а только молча смотрит, но это было в той, другой жизни, и мне нет до этого дела.
Дверь отворилась со скрипом. Лесли стоял посреди своей комнатушки с недоделанной клеткой из ивовых прутьев.
— Ого! Какая ко мне знатная дама! Жанет, неужели это ты?
В него можно было влюбиться сразу же, на месте. Так со мной, наверно, и случилось когда-то. И дело было даже не в его бесспорной красоте, а в его ослепительной и приветливой улыбке, которая идет всем, но особенно таким вот беспечным юношам, синеглазым, желтоволосым, точно василек во ржи.
— Ну что ты встала? Проходи.