Королева
Шрифт:
И с каждым днем мое чувство к нему росло, его статное тело наездника, мужественное, загорелое, как у цыгана, лицо, ослепительная белозубая улыбка завораживали меня так, что я уже не могла подумать ни о чем другом. Из Шотландии доносили, что французы стягивают силы, укрепляют враждебные гарнизоны у самых наших границ. Я выслушивала, приходила в ярость, пугалась — Мария! Теперь она царит над двумя королевствами, нависает над моей страной, словно зловещая великанша, одной ногой в Кале, другой — в Карлайле! — пугалась и забывала.
Потом пришла весть, что шотландские лорды, изнемогшие
Оставив все Марии?
Или мятежным лордам?
Папистам или протестантам, кому достанется Шотландия?
Королева или ковенантеры [4] , кто возьмет верх?
Глава 8
— Лорды! Шотландские лорды восстали против католического французского правления! Прекрасные новости для нас, лучше быть не может! — ликовал Сесил. — Мы должны поддержать их, мадам, людьми и деньгами!
Весь совет согласился.
— Представьте только, ваша милость, — гремел Сассекс, мысленно хватаясь за меч, — разом изгнать с нашего острова французов, королеву и папу!
4
Сторонники «Ковенанта» — соглашения между английскими и шотландскими пресвитерианами, боровшимися против католичества в Шотландии и англиканства в Англии.
Я скривилась:
— Что? Поддержать горстку мятежников против помазанной королевы? — Из памяти еще не изгладилось девятидневное правление Джейн, предательская попытка сбросить нашу династию! Я тряхнула головой, глядя на Сесила и немногочисленных лордов. — Я не стану помогать тем, кто поднял оружие на законную власть. Никто не знает, когда этот же мятеж обратится против меня.
— Миледи, об этом не может быть и речи!
— Мадам, народ вас любит и чтит!
Конечно, они наперебой бросились убеждать: мне-де ничто не грозит. Но я не верила. Я сидела па троне каких-то двенадцать месяцев и держалась только на верности народа. Если ее утратить…
То была тема ночных кошмаров, тех самых кошмаров, что отравили сестре Марии последние недели царствования — когда она напялила на себя дурацкую ржавую кирасу и держала под подушкой старый меч — и при этом все ночи не смыкала глаз! Теперь, когда поднялись шотландцы, я тоже познала страх за свой трон, даже за свою жизнь. Один взгляд на Робина — и я забуду страх, забуду все в упоении любви…
И все же я едва верила своему счастью, нашей любви, нашей радости. И я не смела говорить о них, так как все вокруг — у каждого имелась своя причина — ополчились на Робина.
Зависть лордов еще можно было стерпеть; куда хуже молчаливая обструкция верного Сесила.
Обиднее
И у Робина были враги в числе самых близких ко мне людей. Если Парри охотно помогала его ухаживаниям: «Такой лорд, мадам, такой джентльмен!» (он покорил ее сердце тем первым сердцем из золота), то моя маленькая Кэт теперь показала коготки и редко упускала случай царапнуть.
— Леди Екатерина вчера жаловалась, — начинала она исподволь, словно это просто сплетни, — ваша милость, мол, не придает значения ее положению наследницы, не снисходит к ее желанию стать женой и матерью, согласно велениям природы.
— Ее положение, тьфу!
По мне так притязания старшей кузины и древнее, и обоснованнее — хотя из меня дикими лошадьми не вытянешь, чтоб я признала наследницей Марию Шотландскую, — но Екатерина Грей?
— Передай ей, что мне наплевать и на нее и на ее «положение»!
А ведь я знала, что у Кэт на уме! Она думала разговорами о Екатерининой свадьбе, Екатерининых детях навести меня на мысль о собственном замужестве, а на деле только настроила против этой глупой девчонки!
И за что только Кэт невзлюбила Робина, когда другие женщины боготворили землю, по которой он ступает, — Кэт, обожавшая насквозь лживого лорда Сеймура, — я так и не поняла.
Но она вновь и вновь пыталась отдалить меня от него.
— Этот северный лорд, он еще недавно прибыл ко двору, ваша милость знает, о ком я, — Споффорт или как его там…
— Да, знаю.
— Так вот! — Глаза ее горели притворным негодованием, одновременно приглядывая, как служанка ставит передо мной тарелку с рыбой и смоквами — мой постный ужин. — Говорят, он заточил свою жену в деревне и не намерен представлять ко двору, а сам заводит любовные шашни с другой — как его после этого назвать? — И наконец ее прорвало:
— О, не водите компанию с лордом Робертом, мадам! Подумайте о своей репутации!
И всегда, везде пристальные взгляды, пытающие, вопрошающие, раздевающие, норовящие проникнуть под платье, скабрезные взгляды, оценивающие каждое мое движение, порывающиеся ощупать — сберегла ли я тот треугольничек плоти, ту священную преграду, то бесценное женское сокровище, мою девственную плеву, или Робин похитил ее у меня вместе с добрым именем.
Иногда от этих взглядов удавалось ускакать на бешеном галопе, гоня коней через подлесок и мшанник, через ручей, брод и топь по ухабам, где, того и гляди, сломаешь шею себе или лошади. Иные ирландские и немецкие скакуны вполне оправдывали свое название и дарили нам часы веселого забытья. Однако на ухабах им, мощным и тяжелым, было далеко до наших низкорослых, но уверенных английских лошадок, и, скача на них, мы постоянно рисковали вылететь, из седла.
Одного немецкого жеребца, гнедого исполина цвета мятой шелковицы с иссиня-черными горестными глазами, я невзлюбила с первого взгляда.