Королевская канарейка
Шрифт:
Удивилась. Почему-то думала, что тут всё примитивно должно быть, хотя с чего бы — увлечённые технари, что им мешает сделать себе водопровод с канализацией и прочие хорошие вещи?
И воздух — под землёй находимся, а свежий, то есть и с системой воздухоснабжения всё хорошо. И тепло.
Я забралась, не без труда, на высоченные перины. Полежала, радуясь, что наконец попала в нормальную кровать, и провалилась в сон.
9. Дежурный цветочек
настройщик бубнов не приехал
четвертый день метёт метель
шаман бессилен злые духи
пораспоясались
Проснулась от того, что мозолистая рука трясла меня. Без пиетета, но дружелюбно.
Под землёй плохо ориентируешься во времени суток. Судя по бодрой жизнерадостности и говорливости трёх гномок (они что, по одной никогда не ходят?), разбудивших меня — раннее утро. Мир жаворонков. Эльфы такие же: им и в голову не приходит, что можно спать после пяти)
Приватность тут, похоже, не в чести — просто вошли и разбудили. Пока одевалась и причёсывалась, они с любопытством смотрели и запросто трогали — кажется, белая нежная кожа и шелковистые волосы им удивительны; гномки гораздо темнее и грубее, и волосы пушатся.
Когда начала причёсываться, отобрали расчёску и помогли причесаться. Ужасно не люблю пустые прикосновения, но терпела и улыбалась, не желая обидеть хозяев. Но чёрт, какие они всё-таки тактильные! Кстати, зеркала-то в комнате нет, да и немного в него увидишь при скудном освещении — светится только потолок.
Тут, наверное, традиционно принято друг-другу помогать с волосами — так изощрённо на ощупь не заплетёшься. Предложение сделать гномские косы отвергла, помня, что Леголаса почему-то раздражали любые мои попытки убирать волосы. Не хочу злить попусту единственное существо, отнёсшееся ко мне в этом мире по-доброму. Даже если они собираются меня зарезать, потешившись каким-нибудь старинным эльфийским обычаем. Ну, или застрелить. Для лесного народа, наверное, это будет естественней.
Тут же начала мыслеблудить, представив лесную поляну и нарядную толпу высокородных с праздничными лицами; себя, привязанную к увитому цветами столбу, и стылый прицеливающийся взгляд эльфийского принца поверх стрелы. Удивилась внезапному холодку восторга, пробежавшему вдоль хребта — прям почувствовала, как волоски на нём встают дыбом, и дыхание сбилось.
Однако! Такой душевной фантазии от себя не ожидала. А что, наверное, так и выглядели все эти священные обряды у людей — как праздник, да и жертва, бывало, радовалась и верила в своё предназначение.
Я не верю в такое предназначение, но вряд ли моё мнение что-то значит. А эльфы, похоже, верят крепко, иначе не носились бы со мной, как два дурака с писаной торбой. Покамест я ничем иным подобное отношение к себе объяснить не могу. И, кстати, не веря в эзотерическую значимость обрядов, в их важность верю ещё как: в сущности, именно ритуалы создают личность и скрепляют общество, и переоценить их значение невозможно. Так что, если уж верят эльфы в то, что надо меня застрелить на праздник какой-нибудь там мифриловой стрелой, то и свою жизнь положат, а меня до жертвенного столба доволокут. Ганконер почти положил.
Что ж, пока добросердечные гномки волокут меня не к столбу, а в едальню — путь я приблизительно вчера запомнила. Напряглась, пытаясь составить вопрос о самочувствии спутников, и решила, что проще навестить, чем выспрашивать о них:
— Я хотеть идти Леголас, здоровье лошадь узнать, — и, подумав, добавила, — и здоровье Ганконер.
Из ответного взрыва слов, сопровождавшихся
— Я хотеть идти лошадь Репка. После еды быстро. Боюсь здоровье лошадь.
Как чудесно, когда тебя понимают! Тут препятствий никаких не возникло, надо было только преодолеть квест с завтраком. Да-а-а, после болезни в тюрьме и вояжа по лесам и болотам есть-то я поотвыкла, и, по ощущению, вчерашней еды мне на неделю хватит)
Однако, не таковы гномы: столы ломились, как и вчера, и наворачивали все так, что треск стоял. Опять, как и вчера, за столом только женщины. Интересно, насколько сильно разделено общество гномов по половому признаку? Живут они точно семьями, а вот едят отдельно, что непривычно для меня. Хотя у некоторых народов моего мира похожие обычаи: дома делятся на мужскую и женскую части, и, если приезжают гости разного пола, то женщина живёт на женской половине, а мужчины на мужской. Тогда можно понять, почему не видно моих спутников — но непонятно, почему их нельзя увидеть. С печалью подумалось, что мир этот для меня — сплошные загадки в темноте. Уходя, запаслась лепёшкой для Репки.
К скотине меня провели через давешний вход в пещеру, и я убедилась, что погода за ночь только разгулялась: ни зги было не видно в брезжащей мути вьюжного утра, бросившего мне в лицо охапкой снега, пока мы поворачивали в нужный отнорок. Взбодрило, а то всё проснуться не могла. Госпадя, как хорошо-то, что успели мы до горы добраться!
Невесело сейчас в чистом поле; и каким же уютом и теплом пахнуло из пещер со стойлами, в которые мы спускались!
Нас встретил весёлый гном, в котором я узнала вчерашнего своего возницу. В этот раз он церемонно представился:
— Клацбалверт, к вашим услугам! — и заулыбался.
— Блодьювидд, к вашим услугам! — я наконец смогла это произнести, хоть и с запинкой, и даже пошла дальше. — Красивое имя.
Я посмотрела вопросительно, надеясь, что гном поймёт любопытство и расскажет, почему вышло, что его имя звучит как перетряхиваемое ведро с гайками. И не была обманута в ожиданиях: на меня тут же вывалили историю, что матушка гнома дала ему имя подлиннее в надежде, что и жизнь его будет длинной, в их роду многие рано умирали. Дальше пошёл рассказ про героический род, и, как я поняла, он действительно родственник Кили, по гномьим меркам близкий. Впрочем, в степенях их родства разобраться не удалось, тут для меня всё смешалось в кашу.
Перешучиваясь и перемигиваясь с гномками, которые, в свою очередь, за словом в карман не лезли, он повёл нас из одной пещеры в другую. С любопытством смотрела на закутки, в которых хрюкали огромные снежно-белые полуслепые свиньи, и было их много. Ну конечно, свинину гномы любят. Когда спустились ниже, пошли загоны, в которых постукивали рогами о кованые загородки козлы, каждый в отдельном загончике, а стадо коз с козлятами вместе в большом.
Репка была заселена в отдельную пещерку и лежала в куче сухой травы, которую и нажёвывала. Увидев нас, тяжело поднялась и подошла. Хромота её не прошла, но вид был спокойный и радостный. За ночь она как будто даже немного потолстела, чему удивляться не стоило — очевидно, у гномов и лошадок кормят, пока те могут есть)