Королевская канарейка
Шрифт:
Объект злости её причину понимать отказывался, с восхитительной наивностью участливо заметив:
— Богиня, я вижу, ты устала… я знаю, тут неподалёку спрятана лодка, спустимся на ней по реке? Почти до Семидревья доберёмся.
С любопытством спросила:
— Это твоя лодка?
— Нет, я просто знаю, где она спрятана. Впрочем, хозяин не будет в претензии, особенно, если я потом верну её.
Малодушно согласилась и провела пару часов лёжа, бездумно глядя на синеющие небеса да слушая, как трепещет парус и двигается по лодке Ланэйр. Очнулась только, когда услышала чавканье: оказывается, светлый эльф только что скормил здоровенному лососю
Всё-таки в любом путешествии одна из самых прекрасных вещей — возвращение. Насидевшись в горячих ключах, надев чистое и наевшись, как крестьянин, вернувшийся с сенокоса, без оглядок на последствия, довольно дотрюхала до травяного ложа и упала на него, не думая ни о каких постельных удовольствиях, кроме как полежать.
Довольно потягивалась, чувствуя, как гудят руки и ноги и горит обожжённое солнцем лицо, думая, что остаток дня пролежу здесь, слушая, как Ланэйр скрипит стилосом (или он пусть что хочет делает, а я всё равно буду лежать!), а уж ночью и по-настоящему отдохну, в гнезде.
— Прекрасная, — Ланэйр и правда подошёл к столу и перебирал на нём бумаги, — я вижу, нам прислали приглашение на Ночь Хорошей Луны. Тебе надо поспать сейчас, чтобы полностью прочувствовать радость от праздника. Это будет незабываемо.
Он так смотрел, что возражения я проглотила и только жалестно спросила, могу ли я здесь поспать.
В ответ выслушала очень сдержанное, что для него, как для мужчины, конечно, не сильно лестно, что именно здесь женщина уснёт, и что такого раньше не бывало, но мне можно всё. Не в силах отшутиться, только вздохнула и попросила свиток с «Хроникой Войны Кольца» — почитать на сон грядущий.
Ну что: в эльфийском варианте, само собой, войну выиграли эльфы, причём действия Митрандира разумно и мудро направлялись эльфийскими государями; общая пафосность изложения не мешала в сносках цитировать паскудные анекдоты про того же Митрандира. То есть дедушку Гэндальфа.
111. Внезапность
был тихий вечер раздавалось
мычанье сытое коров
ничто войны не предвещало
миров
И время полетело. Я поняла, как человечки, похищенные эльфами, терялись во времени: высокородные не жали и не сеяли, и всё время принадлежало им. Подозревала, что буду маяться бездельем и своей никчёмностью — но нет, парусные гонки сменялись путешествием в какую-нибудь там дубовую рощу, которая именно в это время года славилась своими прекрасными туманами. И да, это были сильные ощущения — со стратегически правильного места в правильное время смотреть, как наползает туман, медленно, накатываясь валом — и тонуть в нём, подспудно ожидая явления той самой лошадки или ёжика. Конкретно это созерцание тумана сопровождалось ещё и музыкой, и танцами — небыстрым хороводом, и прикосновения в тумане создавали совершенно особенное ощущение: горячая рука Ланэйра, сжимая мою, давала, я бы сказала, чувство разделённого одиночества — как никогда раньше. Я поняла тогда, что подобные акты единения полностью нивелируют знаменитую эльфийскую холодность — близость внутри их сообщества превосходила человеческую, просто выражалась иначе. Своеобразные у эльфов
Странно, но я была готова, и понимала, какие сокровища на меня вываливают.
Но ляжки обратно отъесть никак не могла: только переведёшь дух от ночных танцев, как следующий праздник на подходе. Высокородные никакой вины от безделья не чувствовали — да я так понимаю, и не бездельничали. Просто почему-то праздников в их жизни было больше, чем работы, а работа была одухотворённой.
Ну и да, всё-таки очень удачно они ген мытья унитазов от себя отделили в брауни.
Но если что-то делали — выдрачивались, прости господи, по полной. Вон, владыка Элронд лодку себе мастерил. Так он сначала дерево растил, договорившись с ним, что оно этой самой лодкой стать захочет, потом, соблюдя кучу всяких обрядов и условностей, медленно и печально выдалбливал, придавал форму распорками, вымачивал, сушил, обстругивал… на годы и годы работа. Кстати, видела я его как-то за работой — вылитый царь-плотник. Подозрительно счастливым выглядел, гужуясь над бревном этим.
Ланэйр, кроме вываживания божественной меня по достопримечательностям, тренировался, причём довольно фанатично (мне со временем понравилось тихо присутствовать, смотреть и вздыхать на красавца)), и ваял свои Хроники. Когда попросила поучить меня эльфийской каллиграфии, с уместной печалью сообщил, что этому с детства учатся, и рука у меня не годится, невозможно придать пальцам нужный постав… я всё поняла и решила пописывать свои собственные хроники своей собственной курячьей лапой и не лезть в каллиграфию. Но порой неудобно было на прекрасной эльфийской бумаге писать, как пишется.
Однако не всё мне было и можно. Про воинскую инициацию я уж поняла, что нельзя, но и на заключение сделки с гномами меня не допустили. То есть как, Ланэйр терпеливо разъяснил, что пойти можно — но если я буду присутствовать, казначей, эру Мореллис, с ледяной презрительной улыбочкой тут же заплатит гномам запрашиваемое. Чтобы Блодьювидд видела, что он настоящий высокородный, далёкий от гномьей жадности. В итоге и казне хуже, и к гномам без уважения. Потому что если для эльфа торговаться — унижение, то гном унижен как раз отсутствием торга.
А приватно эру Мореллис уторгует гнома так, что тот со сделки на карачках уползет, как из бань своих гномских, так напарится. И будет удоволен.
Ещё никогда не позволяли оставаться наедине с Ганконером и с сыном, и это служило поводом к постоянным конфликтам. Иногда Тёмный бывал молчалив и нежен, а иногда и вожжа под хвост попадала. Спросил как-то:
— Что, прекрасная, нет у тебя консорта? — и окинул специфическим таким взглядом.
Обычно подобные взгляды и речи он приберегал к прощанию, когда принца уже уносили.
Промолчав, пожалась от неуюта, понимая, что он рассматривает ауру, пламя — или что он там видел. Рассмотрев, вздохнул:
— Вижу, что нет. А что, эру Ланэйр, поди, весь уже хвостом извилялся да на брюхе исползался? — гаденькая улыбочка заиграла на лице Ганконера и он медленно перевёл взгляд мне за спину.
Ланэйр ответил на квенья, очень спокойно и с достоинством, посоветовав владыке держать себя в руках. Такое даже Трандуила пронимало, но Ганконера не проняло:
— Я подержу себя в руках… потом. Не при вас, высокородные, — и улыбнулся ещё гаже, а мне в глаза глянул с проникновенностью.