Королевская канарейка
Шрифт:
Сидела, вспоминая, что на квенья «da’mi», коротким клинком, ласково и с оттенком укоризны называют вспыльчивую возлюбленную. Впрочем, Трандуил долго ждать не заставил и таки повернулся ко мне:
— Valie, ты хочешь увидеть сына?
Только сглотнула, с надеждой уставившись на него. Ждала, по совести, что придётся вымаливать свидание, а король будет тянуть всячески.
— Что ты… я понимаю. И что смогу, сделаю. Но и ты доверься мне, божественная… не жди подвоха.
Посмотрев уже на Глоренлина, спросил:
— Готово?
Глоренлин степенно ответствовал, что да, и время подходящее,
Внутренне заметалась, думая, что не готова, не одета, как подобает, а маленькие — они же любят всё красивое, хорошо бы одеться в платье и блестяшек нацеплять. Я же полгода его не видела! Помнит ли? Если не очень, так хоть как-то ему понравиться!
— Не стоит, будь в чём есть, пусть Тёмный видит, что здесь твой дом… — ну понятно, без подвохов-то никак всё равно.
И — я так бесконечно завишу и от Светлого, и от Тёмного в этом вопросе…
Знала когда-то девушку, очень привлекательную и модельного вида, и всё мне было интересно, каков же должен быть ейный «суслик», про которого я периодически слышала рассказы, чтобы не тускнеть рядом с ней.
Познакомилась, да… прыщавый невзрачный колобок, совершенно необаятельный. Что она не падка на деньги, мне было известно, так что вряд ли дело было в них. Удивилась, и, не выдержав, поинтересовалась у неё, как это они познакомились и прочее.
Ну что: её первый муж был уважаемый человек (о, вот помню, писатель Горчев первым употребил термин «брезгливое уважение») и смог отобрать у неё ребёнка, просто похитив и увезя в свой загородный дом. И никакая полиция не помогла. А помог суслик. Он был кадровым военным, имел оружие и нужные навыки. Перемахнул забор, убил двух кавказских овчарок, запугал охрану и бывшего мужа нашей дамы. Мать и бабушка ждали у ворот, чтобы ребёнок увидел их и не напугался сильно. Детёныш, оказывается, маму очень ждал и радостно за ней последовал.
Суслика, учтя его заслуги перед Родиной, которые, как выяснилось, имелись, всего лишь за эти кунштюки уволили без выходного пособия. Он потерял любимую работу и вынужден был искать себя, скажем так, на гражданке. Но, видно, оно того стоило — дама в суслика влюбилась. На моей памяти она была беременна вторым сыном.
Но мне никто не поможет, если дойдёт до открытого противостояния. Ужасаясь гадливо самой себе, пожалела, что не согласилась два года назад на предложение Трандуила — ведь если бы он убил Ганконера и раскатал Мордор по брёвнышку, мой ребёнок был бы со мной, здесь и сейчас. Нет, вернись я в то время, снова не согласилась бы, но это не мешало малодушно жалеть об упущенной возможности. Но согласиться тогда — было бы бесчеловечно.
А сейчас — что меня ждёт? Существо, обладающее чудовищной властью в мире живых и ещё большей — в мире духов; ламия, на которую всей своей тяжестью упала любовь — чего мне ожидать? Он был гневен, не написал ни разу и на письма не отвечал… А ноги всё равно несли в зал переговоров, и я надеялась на лучшее. Всё-таки и не человек же, возможно, он не будет мелочно жестоким.
Зал переговоров был набит магами, и атмосфера была самая деловая. Глоренлин так и вовсе стал
Ну и прочие высокородные вполне спокойно по залу рассредотачивались, и каждый, похоже, знал, что делать.
Один из шаманов вежливо указал рукой на небольшое возвышение с троном, уже очерченное несколькими кругами и пентаграммами — пол щедро измаран был колдовскими знаками:
— Владыка, всё готово.
Трандуил царственно кивнул и прошёл к трону, но не сел, встал столбом и ласково поманил:
— Иди сюда, valie, — и за руку взял.
Всё это так обыденно выглядело и ощущалось, что я поневоле ждала, что сейчас начнётся банальное совещание по скайпу и почти не нервничала, пока не притух свет и зеркало не засветилось обманчивым молочно-белым светом, потом почернело, как осенний пруд, пошло волнами — и вдруг посветлело, изображение стало ясным, но отдавало оттенками старого золота, как будто те, кто был с другой стороны находились на дне заводи, просвеченной ласковым вечерним солнцем.
Он не гневался и смотрел ласково, и был одет не тьмой, как часто при встрече с высокородными. Кожаная одежда эльфийского разведчика, ясные глаза, немного дрожащая улыбка — и он держал на руках нашего сына! От сердца поотлегло. Ллионтуил, надо сказать, как и положено ребёнку, тут же выцепил из толпы самое блестящее существо, разглядел хорошенечко — и зашипел, разевая… уже, наверное, пасть с тоненькими острыми зубёшками.
Трандуил холодно изронил:
— Поздравляю, владыка Ганконер, у аранена отличная память, — и я почувствовала глупое тщеславие матери, дитя которой хвалят, хоть бы и с сарказмом.
Дёрнулась навстречу, и Ллионтуил, уловив движение, ещё раз продемонстрировал отличную память, несказанно возрадовавшись, запрыгав на руках у папеньки и потянувшись в мою сторону.
Ганконер, абсолютно незаинтересованно сообщив Трандуилу, что звёзды сияют в час их встречи, тут же с великой заинтересованностью, очень-очень ласково и проникновенно высказал, что скучал, и что мальчик наш страшно тосковал по матери, и тут же выпустил Ллионтуила, совершенно не тоскующим жучишкой посепетившего к зеркалу.
Ну что… я не знаю, как вышло, но никто меня словить не успел, и, когда Ллионтуил ляпнул руками по зеркалу с той стороны, я с этой тоже прикасалась к стеклу, бессмысленно лопоча нежности.
И Ганконер, только что бывший достаточно далеко, оказался совсем рядом, но я только ноги его увидела, и, удивлённо задирая голову и поднимаясь, уже разочарованное шипение слышала да спокойно-будничное Глоренлина:
— Сердце поёт при встрече с вами, элу Ганконер. Вы этак только зеркало разобьёте, и больше ничего, — при этом он ещё поближе подошёл, на колени встал и мелочком по полу между мною и зеркалом повозил, как будто стыки на всякий случай замазывая. И закончил, твёрдо резюмировав: — Украсть не выйдет.