Королевская кровь. Книга третья
Шрифт:
Очнулся все там же, в той же дурно пахнущей темноте. Тело регенерировало медленно, хотя кто знает, сколько он был в отключке? Может, минуту, а может и часы. Можно было бы уйти наверх, но кто гарантирует, что тот, в чьем теле он сейчас находился, выберется сам?
Пошевелил затекшими руками, ногами, стараясь не стонать от простреливающей боли, проверяя целостность сухожилий — могли и подрезать, чтобы обезопасить себя. Пол казался ледяным, или это он пылал жаром? Заражение крови, как минимум, ну и воспаление легких до кучи. Это если не считать множественных ожогов, рассечений, гематом и порезов. Похоже, били его долго и
Едва сдерживаясь, чтобы не провалиться в забытье, пленник все-таки смог нащупать Источник. Неожиданно слабый, мерцающий. Как всегда, ощутил ужас и бесконечную, раздирающую на части любовь, и снова накатила волна невыносимой боли, заставляющей корчиться, судорожно сглатывать сухим ртом комки запекшейся крови и терпеть обжигающие солью слезы. Кожа горела, будто ее натирали на терке, сердце заходилось в спазмах, и в горле жгло от поднявшейся желчи. Он терпел, сколько мог, слушая шаги в коридоре — только бы не заглянули, только бы дали ему время — пока его не начало тошнить. Дернул головой и снова потерял сознание.
Через два часа в камеру вошли трое. Услужливо горбящийся старик с факелом и ведром воды — ведро он поставил на пол, закрепил коптящий и потрескивающий светильник в кольцо на стене и стал разжигать жаровню. Тяжеловесный пожилой мужчина в странной кожаной одежде, темно-зеленой, будто пошитой из широких ремней, с коротким мечом на боку. Он подергал цепи, проверил кандалы, брезгливо поднял за подбородок голову заключенного, двумя пальцами раскрыл ему веко, присмотрелся, приложил руку к грязной горячей груди.
— Осторожно, тха Ранши, — тонким голосом остановил его третий, тощий, одетый в какую-то хламиду, — я бы не стал рисковать и приближаться к этой твари.
— Вы и не рискуете, почтенный Урухши, — презрительно ответил проверяющий. — Не перестарались мы? Третьи сутки в сознание не приходит.
— Крылатые твари живучи, — певуче сказал его собеседник, аккуратно устраиваясь на стуле и расправляя мантию. — А эта особенно. Ледяная вода быстро приведет его в порядок. Приступай, Тарту.
Старик, что-то напевающий и перебирающий инструмент на столе, взял ведро и с удовольствием окатил прикованного у стены человека. Тот задергался, закашлялся с сипом, затряс головой, поднял на присутствующих ошеломленный взгляд, быстро облизываясь — видимо, подыхал уже от жажды.
— Снова здравствуй, Охтор, — любезно проговорил тощий в мантии. — Время подумать у тебя было. Мы можем повторить наше развлечение, — он кивнул на старика, вернувшегося к жаровне и выкладывающего на нее тонкие железные пруты, — или ты все-таки согласишься нам помочь?
— В чем помочь? — спросил названный Охтором. Голоса не было, он шептал и хрипел.
— Память отшибли? — поинтересовался его собеседник. — Нам нужен проход.
Память двоилась, подкидывая не самые приятные картинки. Источник утихал, мерцая, и Макс сжал кулаки, переступил босыми ногами. Мужик в кожаной одежде насторожился, подобрался — сразу понятно, что воин.
— Прохода не существует. А если бы и был — вам не выжить там, — сказал пленник с усилием и снова закашлялся, сплюнул крупный
— Это уж не тебе судить, — с любопытством глядя на дергающегося в цепях заключенного, пропел своим фальцетом тощий. Он, что ли, владелец этого места? — Армия Тха-ора непобедима. И тха-но-арх очень недоволен, что до сих пор никто из вас, старших, не попался нам. Кроме тебя. Ну что, так и будешь молчать? Неужели смерть предпочтительней?
Макс едва не рассмеялся, но смех перешел в спазмы и кашель, заныли ноги, скручиваемые судорогой, и от стоп наверх пошло тепло. Кандалы изнутри стали покалывать запястья, едва заметно посыпалась коричневая пыль. Он откашлялся и замолчал, сосредоточившись. А его собеседник снова раздраженно поправил мантию, успокаиваясь, и приказал:
— Начинай, Тарту. Нашему другу нужен стимул для беседы. Мы ведь можем бесконечно доводить тебя до грани, Охтор, — говорил он, любуясь раскаленным до красноты прутом, который старик взял рукой в толстой перчатке. — У нас есть еще время. И рано или поздно ты будешь умолять, чтобы мы разрешили тебе помочь нам. Все умоляют. Только попадались пока одни слабаки, не способные открыть проход. Какая редкая удача — получить тебя!
Старик с мерзким, трясущимся от сладострастия подбородком и совершенно безумным взглядом подошел ближе, протянул руку — сначала Макс услышал шипение, затем ударила боль — он дернулся назад, захрипел, заорал беззвучно сорванным горлом. Палач отдернул руку, поглядел на ожог, снова приложил, скалясь и облизываясь на бьющегося пленника. Почмокал расстроенно губами — прут остыл, пошел за следующим. Тротт тяжело дышал, изгибался в цепях, и кандалы ходили туда-сюда, натирая запястья до крови.
— Откроешь проход? — спросил тот, что в мантии.
Макс молчал. Поймал настороженный взгляд воина, закатил глаза, сжался, чувствуя, как щиплет свежие ожоги стекающий по телу болезненный пот. Старик уже подходил со вторым прутом, и пленник пошевелил руками, толчками направляя туда стихию. Совсем немного времени не хватило. Совсем чуть.
Снова зашипела плоть, он дернул руками — посыпались хлопья ржавчины, и он оказался на свободе. Перехватил тонкую кисть старого психа, сломал ее с наслаждением — палач только крякнул изумленно, со всхлипом, глядя на дымящийся прут, торчащий из его груди, и рухнул, опрокидывая жаровню. Метнулся к пленнику воин, тихо, сосредоточенно, поднырнул сбоку, ударил мощно в бок, так, что наверняка треснули ребра, вывернул ему руку, пытаясь уложить лицом на пол — Макс изогнулся, двинул затылком в подбородок, развернулся и впечатал ладонь в кадык, кулак в печень, и со всей силы приложил противника пяткой по колену, так, что тот упал, захрипел, держась за ногу, а Тротт уже шел к столу с выложенными на нем «инструментами».
Тощий, судорожно шурудящий ключом в замке, оглянулся, засуетился, затряс решетку, закричал тонко — и замер, булькнул что-то, падая — из спины его торчал нож.
Воин с выбитой коленной чашечкой плевался кровью и хрипел на каменном полу, пытаясь достать из ножен меч, мерцали рассыпавшиеся из жаровни угли, накрытые телом упавшего старика, и тек по темнице отвратительный сладкий запах паленой плоти. Тротт подошел к ведру — там, на дне, оставалась еще вода, совсем немного, и стал жадно пить, наблюдая за отползающим к решетке единственным оставшимся в живых.