Королевская кровь. Книга вторая
Шрифт:
Виконт тщательно повязал шейный платок, покосился на графин с коньяком и, вздохнув, отказался от этой мысли. Он и так в немилости, и даже легкий запах алкоголя может вызвать раздражение у королевы.
Его отпустили сразу, как задержанных распихали по камерам управления, и потом он долго общался с Стрелковским — Тандаджи куда-то пропал, и пришлось вводить полковника в курс дела, припоминать все мелочи и сверяться с записью передатчика, расшифровывая, если речь участников заговора была слышна невнятно или с помехами. Домой он вернулся уже под утро пятницы, зная и про случившееся на базе отдыха, куда так опрометчиво поехала пятая
Соболевский не походил на идиота или маньяка, которому нужны были жертвы ради жертв.
Промучавшись до восхода солнца, Люк все-таки напился и вырубился. И проснулся, к своему удивлению, только через сутки, ранним утром субботы. То ли алкоголь был слишком мозгодробительным, то ли организм понял, что есть возможность отдохнуть от нервотрепки последнего месяца.
Очнулся он слабым и мрачным, и первым делом позвонил Тандаджи. Интуиция просто орала о том, что впереди беда. Беда неизвестная, и поэтому пугающая.
— Твое дело — присутствовать в зале, и принести извинения, — начальник тоже явно был не в духе. — Заметишь что-нибудь, не геройствуй, Кембритч, сообщи охране. И да помогут нам Боги.
Люка уже ждал автомобиль, и он, накинув пальто, вышел на улицу. Было свежо, безветрено, и сумерки уже готовились уступать очередь ночи. На наливающемся теменью небе холодным острым светом мигали бледные звезды.
Он с сожалением подумал о том, что совсем не помешало бы оружие, чтобы чувствовать себя увереннее, но брать пистолет на прием — где его держать? Костюм не предполагал такой возможности. Да и охрана не пропустит.
И пока машина выезжала за ворота, и пока везла его к королевскому дворцу, он все хмурился, курил и думал о том, что же могли они упустить и откуда ждать беды.
— Короткие волосы и бальное платье? — Мартин вдумчиво разглядывал меня, будто я была картиной в музее. — В этом что-то есть. Может, мне выбрить виски, как думаешь? Будем смотреться донельзя скандально.
Я сурово шлепнула его веером по локтю и еще раз осмотрела себя в зеркале. Ну, короткие. Зато не пришлось сидеть с парихмахером по часу, как сестрам. Уложили, прикрепили маленькую диадему и все. И с платьем я справилась быстрее.
Вася на сегодняшний праздник выбрала белое с золотом, так что нам с Полинкой осталось довольствоваться красным. Благо, с оттенками было позволено экспериментировать, так что мой красный скорее напоминал перезрелую вишню. Платье было очень простое, однотонное — прямой лиф без плеч, еле-еле прикрывающий со спины мою татуировку, и широкая юбка с минимально возможным кринолином, касающаяся земли. Модистка настаивала на шлейфе — традиция, но я стояла на своем, и в результате отвоевала право не подметать полы дворца. Васюта королева, вот пусть и мучается.
Вообще платье мне нравилось, это если без кокетства и бурчания. Оно было такое…острое в своей простоте. Чуть портила картину белая орденская лента через плечо, которая присваивалась всем членам королевской фамилии при рождении, и белые же перчатки. Ох уж эти перчатки. Тебе готовы простить короткие волосы, или выбритые виски, но отсутствие перчаток у мужчин или женщин — никогда. А я, почти все свое рабочее время проводящая в силиконовых перчатках, в остальное их терпеть не могла. Как и веер, бесполезнейший аксессуар в век, когда есть кондиционеры. Но открывающий вечер торжественный танец марильоз исполнялся с веером, и требовал определенного изящества, чтобы взмахивать им одновременно с размеренными шагами в паре.
Я раскрыла веер и кокетливо посмотрела поверх него на Мартина. Он тоже был хорош, в парадном военном мундире, непривычно нелохматый, выбритый. Подмигнул мне, состорил скучающе-высокомерное лицо, презрительно прищурился, и мы на пару захохотали.
— Ну что, моя несравненная девочка, пора? — произнес он, снова оглядывая меня с мечтательным видом, поднял темные глаза, забывшись, тряхнул волосами. — Все-таки ты необычайно красива, Марина.
Тепло от его слов заставило меня улыбаться и когда мы с семьей, сопровождаемые обер-гофмаршалом и почетным караулом, двигались к огромным резным дверям Большого бального зала, за которым шумело и ждало нас разноцветное аристократическое море, и когда церемонимейстер объявлял высочайший выход королевы с семьей, и когда проходило официальное представление принцессы Полины-Иоанны, и когда Василина приветствовала братьев и сестер из прибывших на праздник королевских домов континента.
Вот она была воистину прекрасна. Платье было совершенно традиционное — с широким кринолином, белое, расшитое жемчугом. Закрытое, в отличие от моего, под горло, с длинными рукавами, обшитое изысканным кружевом по атласу. И снова, как указание на особое отношение к Северу, с которого родом принц-консорт — на белой орденской ленте изящная подвеска-бант из коричневого и небесно-голубого бархата. Рядом с ней мы с Пол выглядели, наверное, простушками. Хотя нет. Полли в своем красном была совсем не похожа на шебутную и проказливую себя. Она казалась совсем взрослой, очень высокой и серьезной.
Интересно, для сестер я тоже сейчас выгляжу незнакомкой, в которой видишь то, что обычно скрыто привычкой и долгим совместным проживанием?
Грянул оркестр первые такты торжественного танца, пары начали выстраиваться для марильоза. Королева с мужем открывали бал, медленно, величественно, и как же они смотрелись! Мощный Мариан в своем гвардейском мундире, тяжеловесный, скупой на движения, и изящная, тонкая как девочка, великолепная как невеста Василина. За ними двигались в парах Инландеры, Блакори, Талия со своим старшим мужем, Бермонт с матерью. Императору Йелловиня танцевать было не по чину и не по возрасту, и за него отдувались старший сын с первой женой. Все мое ехидство куда-то делось, и я вдруг почувствовала себя точно так же, как на своем дебютном балу. Робко и восторженно, частью огромной семьи, великого рода Рудлог.
Не могу сказать, на каком танце меня окончательно закружило веселое безумие бала. Кажется, это был вальс, где тонкими нарядными цветками, украшавшими огромный зал, кружились дамы в объятьях кавалеров, и я плыла и взлетала в умелых руках Мартина, и ноги не касались пола, и легкой была голова, и время остановилось, оставив только завораживающий вихрь танца и надежные руки моего партнера, друга, бесконечно понимающего меня мужчины.
Потом, когда я вспоминала этот день, несмотря на все произошедшее, я видела именно этот вальс, который сделал меня счастливой. Наверное, именно тогда я примирилась с тем, кто я есть. Да, я Марина Рудлог, третья принцесса великого королевского дома. И где бы я ни была, чем бы я ни занималась, я всегда останусь ею.