Королевская няня

Левина Ксюша

Нетронутое тело и изнасилованные мозги.

И нервная система в абсолютно истерзанном состоянии.

А на душе почему-то играла песенка с гитарным мотивом… что-то из детства… какая-нибудь Лопез или Нелли Фуртадо, летний хит, от которого всё внутри поёт и трепетно ёжится.

Вот такие противоречия.

— Даша! Детей занять купанием и загоранием! Чтобы к вечеру было четыре негритенка! И не забыть про урок с Ванессой! — на ходу выдала задание я, проходя мимо «детской горничной», которая мне автоматически кивнула и проводила ошарашенным взглядом.

Я

направлялась в хозяйскую спальню.

Иван сидел на своей кровати.

Жёваные трусы лежали рядом.

Джек спал на полу у его ног.

Я захлопнула за собой дверь, а Иван тут же сорвался с места, в два приёма ко мне приблизился, обогнул и запер дверь на ключ, сунув его в карман.

— Вот это — сразу зря! — предупредила я и бросилась к кровати за своими трусами, но меня перехватили прямо за талию.

Иван поднял меня, развернул к себе лицом прямо в воздухе, а мне осталось только поразиться, насколько сильны его руки.

Это было не очевидно, как бывает у людей занимающихся физическим трудом, а не тягающих штангу в зале.

Иван меня к себе прижал, и наши взгляды оказались на одном уровне. Моё тело вытянулось в струнку, и я даже помотала головой из стороны в сторону.

— Нет… пустите, это плохо. Я вас не стану слушать… ни слова про Оксану и ваш брак…

— Хорошо, вообще ни слова не скажу, — ответил Иван, а я выдохнула с облегчением, но не успела сообразить, как стало ясно: зря дала слабину.

Губы Ивана мне показались кофейными. И очень тёплыми, до пробивающего кожу согревающего света.

Он был настолько самоуверенным, что целовал без спросу, а я не успевала сопротивляться. Это как быть лягушкой в тёплом молоке, и биться, биться, принимая в итоге решение сдаться, потому что никакая логичная, рациональная мысль не работает, когда все доводы противоречат желаниям. И это плохо. Куда хуже, чем можно подумать.

Будь я верующей, бросилась бы отмаливать грехи и каяться в том, что прямо сейчас делала.

Мне казалось, что губы Ивана просолены морским ветром. Что он пропах свободой, которой я в тайне хотела. Он стал больше и значительнее на целых две жизни и превратился в неизведанную бездну, каждый шаг в которую был ошибкой, но так ли интересно был ли грешен и совершал ли ошибки тот, кто уже покоится на дне? Так ли важно, что прежде, чем утонуть, у несчастного были доводы «против», если он уже лежит в мягком иле и его тело глодают подводные жители?

С каждым столкновением Иван становился глубже и понятнее для меня, и оттого страшнее было стоять рядом и чувствовать это захватывающее завывание ветра, срывающегося вниз с обрыва.

И страх, восторг и всплеск адреналина были чужды моему телу, моему, такому примитивному и строгому мозгу.

Я — не авантюристка.

Я лишь читаю про авантюристов книжки.

Я — не целуюсь с чужими мужчинами.

Я лишь верю, что у тех, кто это делает, есть железобетонное оправдание.

— Вы выпустите меня отсюда, — спросила я, прижимаясь, наконец

к его лбу своим и заглядывая в глаза.

Глубокие и сверкающие. Сравнимые теперь для меня со сверкающими чистыми северными льдами, о которых я читала в книгах.

Я видела в его глазах магию.

И это было моё воображение, красота в глазах смотрящего, но так ли важен источник, если от чего-то замирает сердце?

Моё — замирало.

— Так нельзя…

— Вы себе даже не представляете, как мы с вами не подходим этому месту и этим людям. И как бы я хотел просыпаться каждое утро под открытым небом, обнимая вас. И рассказать вам о тысячах мест, и показать их. И увидеть, как вы понимаете то, что видите.

— Но?..

Он поставил меня на ноги, но не чтобы отпустить, а чтобы обнять ладонями моё лицо, чтобы гладить его и целовать. Пока его губы следовали собственному маршруту, касаясь моих щёк, висков, скул, губ и кончика носа, я была готова плакать от отчаяния и жмурилась не в силах открыть глаза.

— И вы всё это поняли… — я не дождалась ответа и сама продолжила разговор. — …найдя мои трусы в пасти Джека?

Иван рассмеялся, и от этого мою щёку опалило его дыханием.

— Я не верю, что с вами раньше не случалось столько всего… странного.

— Не случалось. Всё из-за вас.

— Не верю. Хоть это и глупо с моей стороны. Из-за вас я не менее странно себя веду.

— Это как же?

Теперь мы танцевали.

Я отступала в сторону, он за мной, не выпуская меня из рук и продолжая меня касаться, точно это бренное тело уже принадлежало этому человеку, а вовсе не своей хозяйке.

— Поверьте… в моём нынешнем поведении очень мало от нормального. Но я этого ждал. Я полтора года ждал… этого. Ждал, что полностью от всего освобожусь и стану другим человеком. И вы… должны были со мной произойти так или иначе.

— Нет же…

— Да. Поверьте.

— Я вам не верю и не хочу слушать пустые обещания.

— Я вам ничего и не обещаю. И не собираюсь. Я не особенно люблю обещать. И заключать сделки. Они не ведут ни к чему хорошему. Всё что суждено — случится, в этом я уверен. Мне суждено было вас встретить, с вами пообщаться, провести время, узнать вас и в трудный момент, и в весёлый. Проснуться с вами этим утром, дождаться вас тут в моей комнате. Всё это череда событий, которые должны были произойти. И вы с этим не можете поспорить.

— Вы женаты.

— Ненадолго.

— Семья…

— Несуществующая.

— Не верю! Не верю, все так говорят.

— Не стану оправдываться и рассказывать сказки, это низко, — он покачал головой. Прижал меня к себе, и я спрятала лицо у него на груди. — Это ни к чему. Я всё сделаю, вы всё увидите сами, и сомнений не останется. Я обещаю. Но ничего не думайте и меня не отталкивайте. Если вам так проще… я не стану вас трогать, я потерплю, но поверьте… нет, не так. Вы же знаете, что этим утром, проснуться рядом было почти чудом.