Королевская охота
Шрифт:
Эктор стал на колени, взял руку принца и поцеловал её со слезами.
— Ступайте, мсье, и молитесь обо мне, — произнес наследник.
Придворный лакей не пропустил ни единого слова.
В восемь часов принц глубоко вздохнул и отдал душу Богу.
ГЛАВА 46. НЕМНОГО ПЕПЛА
Эктор не сомневался, что король не решится отказать в просьбе умирающего внука. Оставалось только ждать.
Торжественный траур омрачил дворцы Версаля и Марли, где замолк малейший шум. Но самые глубокие огорчения в душе короля вскоре миновали. Прогулки, карты, приемы, охота снова заняли свое обычное
Однако вскоре стало заметно явление, на которое Эктор сначала не обратил внимание, слишком погруженный в чистосердечность своей скорби: общество вокруг него редело.
Странные взгляды сопровождали его, когда он являлся в приемных Версаля или Марли. Принужденные поклоны отвечали на его вежливость. Можно было сказать, что его сопровождала отравленная атмосфера.
Наконец случай открыл ему глаза. И если ослепление было глубоко, то пробуждение — ужасно.
Однажды утром, возвращаясь со свидания с Кристиной, он встретил в лесу Фуркево в сопровождении Рипарфона и Кок-Эрона.
При виде Эктора Поль едва сдержался от удивления и завернул руку в плащ. Эктор спрыгнул с лошади и взял руки своих друзей.
— Ах! — поспешно вскрикнул Фуркево, отдергивая свою.
— Что еще? — спросил Эктор.
— Ничего, — ответил Поль, поправляя плащ.
Эктор взглянул на Кок-Эрона, в отдалении покручивавшего свои усы.
— Кровь! — вскричал он, видя одежду и руку своего слуги, обрызганные в крови.
— Тьфу! — заметил Кок-Эрон, пряча руку в складках плаща. — Наверно, я оцарапал пальцы о какой-нибудь куст.
— Вы дрались, дрались оба! — вскричал Эктор.
Друзья молчали.
— Дуэль без меня…Я этого вам никогда не прощу, — сказал Эктор.
Рипарфон стоял, потупив глаза и не говоря ни слова.
— Все заставляет меня думать, что тут замешан я. Ваше молчание говорит мне это довольно ясно, — сказал Эктор. — Скажите мне всю правду, прошу вас.
Рипарфон колебался. Но тут вмешался Кок-Эрон. Топнув ногой, он произнес:
— На ваш счет говорили оскорбительные вещи в присутствии мсье де Фуркево, и мсье Фуркево дрался за вас.
— Вот большое дело, — прибавил Поль, видимо, раздосадованный словами Кок-Эрона, — вы бы то же сделали на моем месте.
— Не в этом дело, — ответил Эктор, — и я не стану благодарить вас, боясь обидеть. Мы — три старых товарища и отвечаем друг за друга.
— Разумеется, и к чему столько слов из-за небольшого удара шпагой, — сказал Поль, старавшийся предотвратить дальнейший разговор.
— Но мне кажется, я имею право спросить, — продолжал Эктор, — какое оскорбление нанесено моему имени.
— Оно смыто кровью…Этого достаточно, — произнес Рипарфон.
— Нет же, недостаточно! — вскричал Кок-Эрон. — О! Вы можете хмурить брови и сердиться сколько вам угодно…Я скажу всю правду, и ничто мне не помешает…Вы родственник маркиза, моего господина…Ваша воля молчать насчет дела, касающегося чести маркиза, но я поклялся служить маркизу повсюду, и я расскажу.
По поведению Кок-Эрона было видно, что никто не может удержать его. Рипарфон это понял.
— Говори, если тебе это нравится, — сказал он, — но не здесь, по крайней мере.
— Вы правы, герцог, — холодно отвечал Кок-Эрон, — я подожду.
Приехали кареты, за которыми посылали, и все молча отправились в Париж.
— Ну, наконец, — сказал Эктор, когда они вошли в комнату графа, — вы расскажете мне все, я надеюсь!
— Откровенно признаться, вам нечему радоваться, — ответил Поль.
— Стало быть. то, что вы мне скажете, — ужасно?
— Пусть говорит Кок-Эрон, раз уж вызвался, — вмешался Рипарфон.
— Пожалуй! — буркнул старый воин.
Кок-Эрон с сердитым видом отстегнул шпагу, бросил плащ, и став против Эктора, произнес:
— Во-первых, маркиз, надо, чтобы вы знали, как вы должны быть благодарны этим господам.
— Начинай с главного и оставь свою благодарность в покое, — заметил Поль.
— Всякий говорит, как ему нравится, и я расскажу по-своему! Либо говорите вы.
— Да говори же!
— Продолжаю. Господин Рипарфон, который не говорит ни слова, тоже дрался. Эта тройная дуэль началась вчера вечером в саду. Два дворянина разговаривали на берегу пруда. Ваши друзья шли мимо, они слышали, что произнесли ваше имя, и остановились. Я был с ними. Разговор продолжался. Я готов был броситься на говоривших, но герцог удержал меня. «-Еще не время,» — сказал он. Наконец мсье де Фуркево бросился к собеседникам: «-Вы лжете,» — вскричал он. Тот и другой отступили. Граф держал руку на эфесе своей шпаги. Они уже вынули свои, когда вмешался герцог. «— Граф де Фуркево, мой приятель, прав, — сказал он. — Вас двое, нас тоже двое, но здесь не место для объяснений, и мы будем драться днем, если вам угодно.» Условились о времени и месте, и разошлись. Я был взбешен. Слышать то, что я слышал, и спокойно лечь спать! На рассвете мы отправились в глухую часть леса, меж двух холмов, где караульные проходят не чаще раза в год. Те лгуны вскоре к нам присоединились. Лакей, бывший с дворянином помоложе, начал отпускать шуточки. «— Эй, приятель, замолчи, — сказал я ему, — или я тебе переломаю ребра.» Он не слушался. Наши господа уже принялись за дело. Я выдернул шпагу и принудил шутника сделать то же, и миг спустя ранил его в горло. Его товарищ, человек с характером, хотел за него отомстить. Я убил его на месте. Тут я услышал громкий стон. Это противник Фуркево качался, прижимая руку к груди. Кровь струилась через его пальцы. «— Ей-Богу, поделом,» — сказал я. Что касается господина Рипарфона, тот опустил шпагу. Перед ним стоял его противник, обезоруженный, пристыженный и безмолвный. В общем итоге — двое убитых и двое раненых. Но низкие клеветники ничего больше не скажут.
— Это прекрасно, — возразил Эктор, — но что говорили эти дворяне?
— Это прекрасно, — возразил Эктор, — но что говорили эти дворяне?
— Отравитель? — воскликнул Эктор, вскочив с места.
— И что вы отравили его высочество наследника.
Эктор испустил вопль.
— Так и сказали?
— Да, — ответили его друзья.
— И они ещё живы! Их имена, чтобы я мог их убить!
— Они уже наказаны…Впрочем, мы поклялись молчать, — сказал Рипарфон.
Мертвенная бледность разлилась по лицу Эктора. Он упал в кресло и обхватил голову руками.
Но тут прибыл гонец и доложил, что герцог Орлеанский повсюду спрашивает Рипарфона, желая его видеть.
— Сейчас буду, — сказал герцог. — Если рана вас не очень беспокоит, поедем, Фуркево, и вы тоже, Эктор. Я предвижу, в чем дело, и думаю, что вы будете нелишними.
— Ага, — сказал Поль, — вы, стало быть, не забыли, что имя его светлости так часто поминалось вместе с именем Эктора?
Прибыв в Пале-Рояль, трое молодых людей нашли герцога Орлеанского, молча вышагивающего по кабинету. Его выразительное лицо носило на себе следы сильного огорчения и негодования.