Королевская охота
Шрифт:
— Вы не напрасно колебались, граф, — сказал она, — королевские указы так строги. Но открывшись мне, вы забыли только одно.
— Что именно, сударыня?
— Имя противника господина де Шавайе.
»— Вот, наконец, переходим к главному,» — подумал Поль.
— Что ж, вы опять колеблетесь? — продолжала она.
— Он перед вами, сударыня.
— Вы, вы, его друг, самый искренний! Это невозможно, — вскричала она.
— Если другой утверждал бы мне это, я усомнился бы, как ваше высочество. Но согласитесь, сударыня, что мое свидетельство в этом случае не может быть подозрительным.
— Причина этой
— Причина, сударыня, из числа тех, — отвечал Поль, смело преклоняя колено, — которые поверяют на исповеди, шепчут в летние ночи нежному зефиру, пересказывают внимательным и молчаливым озерам. Ее нетрудно угадать!
Дерзость этого движения и ещё более неожиданность этих речей смутили герцогиню Беррийскую. Взволнованная и раскрасневшаяся, она смотрела на молодого человека, стоящего на коленях, и сделала, наконец, ему знак встать.
Поль грустно покачал головой.
— Нет, сударыня, не прежде, чем вы простите мне мое преступление. Я не заслужил этой милости и надеюсь только на ваше великодушие.
— Но, мсье, встаньте же; кто-нибудь может зайти и вас застать…
Поль думал, что он бы точно мог заночевать в Бастилии, войди сейчас кто-нибудь. Но такая безделица его не пугала.
— Мне нужно прощение моей вины, сударыня. Если я не получу его, я останусь у ваших ног с опасностью умереть.
— Ну, мсье, не умирайте, — вздохнула принцесса. — Довольно и одного раненого. Я принуждена вам простить…Но с условием.
— Приказывайте, сударыня.
— Не возобновляйте нашего разговора.
В аллее послышались шаги, и герцогиня исчезла, подобно лани.
Поль видел, как она бежала во мраке, и встал.
»— Не прав ли был Эктор?» — подумал он.
ГЛАВА 44. ПРИДВОРНЫЙ ЛАКЕЙ
После всех тревог предшествующих дней наступило полное спокойствие. Погребенный в уединении павильона, Эктор жил для Кристины и предавался мыслям о счастье. Его отсутствие при дворе, замеченное людьми, привыкшими за всем наблюдать, приписано было болезни, в которую одни верили искренне, другие притворялись, что верили, что было одно и то же. Одна только герцогиня Беррийская, может быть, помнила о нем, но не показывала вида. Мсье де Фуркево, выдумавший такой чудный предлог для дуэли, смело вступил в область любезных отношений и вел себя как подлинный Амадис. Что касается шевалье, он исчез, и пребывание его в Париже оставило так же мало следов, как полет ласточки в воздухе. Он больше не появлялся в гостинице «Царь Давид» и, несмотря на неутомимые поиски брата Иоанна, чей изобретательный ум истощался в новых хитростях, не удалось открыть, где скрылся их неуловимый враг.
Это полное спокойствие тревожило больше всего Сидализу. Она видела и слышала шевалье. Холод пробегал по её жилам при одной мысли о нем. В один день он открыл перед ней тайные бездны своей души. Она углубилась до дна в это бесстыдство и коварство. То, что она о нем знала, не позволяло ей надеяться, что он отказался от своих намерений. Ей только невозможно было угадать, с какой стороны готовился удар. Она хотела выпытать кое-что у мсье д'Аржансона, но тот оставался непроницаемей ночи. Гибкий, как змея, он избегал беспрестанно сетей, которые Сидализа ему расставляла в их кратких дружеских беседах.
Однажды, выведенная из терпения, она прямо перешла к делу. Начальник полиции слегка нахмурил брови.
— Я ожидала этого, — возразила она, — но все ваши грозные взгляды меня не остановят.
Мсье Вуайе-д'Аржансон взял тогда руки Сидализы и посмотрел на неё с особенным выражением лица, принимаемым им в подобных случаях.
— Милое дитя, — сказал он, — вы играете, как птичка, но берегитесь, чтобы не попались в сети птицелова. Вы прикусываете свои хорошенькие губки, и я вижу, что тысячи вопросов готовы с них сорваться. Позвольте мне только сказать вам, что если бы я, начальник полиции, имел своим противником, — не говорю шевалье, — но подобного ему, — клянусь честью дворянина, я отказался бы от борьбы.
После этого мсье Вуайе-д'Аржансон встал, и актриса не могла больше ничего от него добиться. Этого было достаточно, чтобы усилить её беспокойство.
Прошло некоторое время. Обитатели павильона мадам д'Аржансон, мсье де Блетарен, Эктор и Кристина наслаждались днями спокойствия.
Однажды одно слово вывело Эктора из состояния блаженного покоя. Это слово было произнесено Рипарфоном.
— Его светлость герцог Орлеанский виделся с его высочеством наследником, и наследник вас ожидает.
Эти простые слова произвели на Эктора действие, производимое военной трубой на доброго коня. Но затем им овладело сомнение и беспокойство, которые часто тревожат самые твердые души. Он удержал свою лошадь, возвращавшую его в Версаль, и глядя на Рипарфона, произнес:
— Не безрассудно ли я поступаю? Что мешает мне наслаждаться мирным и спокойным счастьем в продолжении долгих лет? Сотня лье — это расстояние, которое можно преодолеть за четыре или пять дней.
Ги обратил свои проницательные глаза на Эктора.
— О чем вы? — спросил он.
— О том, что мадмуазель де Блетарен, её отец и я могли бы безопасно выехать за границу, скрыться в Англии, Голландии, Швейцарии, где бы то ни было, и жить там никому не известными, счастливо и далеко от всякого шума, как ласточки в своем гнезде… Это счастье, я его чувствую, я его понимаю, я его угадываю…
— Что же вас тогда останавливает?
— То, что остановило бы и вас. Честь моего имени и моего рода.
Ги пожал руку Эктора.
— Я ожидал этих слов, — сказал он, — вы правы, друг. Мы, дворяне, рабы имени, и если мы изнемогаем под его гнетом, мы не имеем права жаловаться. Но эта неволя — законная плата за преимущества! И поверьте, счастья вне Франции вы не найдете. Не покинули ли вы, как воин, свое знамя в опасности; как дворянин, своего короля, находящегося в опасности; как француз, вашу отчизну среди бедствий? Вы будете влачить за собой тройные угрызения совести, и все ваше счастье испарится через раны сердца, как вода, вытекающая в трещины разбитой вазы.
— Я очень хорошо знаю, — ответил Эктор, — что я остаюсь, и останусь, хотя бы сама смерть ожидала меня в конце пути.
Впереди показался огромный парк Версаля.
Эктор выпрямился в седле.
— Я мечтал, — сказал он, — а теперь начинаю действовать.
Герцог Орлеанский, предупрежденный о прибытии Шавайе, ожидал его в своих комнатах.
— Идите же сюда! — воскликнул он, лишь только завидел маркиза. — Столько дней вас не было видно; но найдите средство вырвать подобного вам Телемака с острова Калипсо…