Королевские игры
Шрифт:
– Не думаю, что кто-то станет возражать, если мы немного прогуляемся вместе.
– Он посмотрел ей в глаза.
– Очень сожалею, что после восхитительного вечера на Сизинг-лейн больше не смог вас увидеть.
Розамунда твердо выдержала взгляд.
– Уверена, что вам известно, почему я больше не состою при дворе.
– Известно.
– Серьезное лицо лорда Эскью осветилось улыбкой.
– Ну а теперь, когда этот факт уже установлен, все-таки давайте немного погуляем. Сэр Эмиас в курсе ваших перемещений - вся территория замка просматривается из окон.
– Но у моей госпожи королеву возникнут вопросы.
–
– Сэр Роджер слегка нахмурился.
– Неужели вам так неприятно со мной беседовать?
– Нет-нет, что вы! Разумеется, нет.
Розамунда не покривила душой. Во внешности и манерах лорда Эскью не было ровным счетом ничего фальшивого, и ничто не вызывало отторжения, кроме осознания того неприятного факта, что от нее ждут того, чего она дать не может.
– В таком случае в нашем распоряжении несколько драгоценных минут.
– Джентльмен решительно предложил спутнице свою руку, и они медленно пошли по саду.
– На днях встретил вашего доброго знакомого, драматурга по имени Кристофер Марло. Он был в театре вместе с вашим братом и любезно согласился почитать отрывки из только что законченной драмы «Тамерлан Великий».
Глаза Розамунды мгновенно вспыхнули живым интересом:
– О, это чудесная пьеса. А вам так не кажется?
– Эпитет «чудесная» не совсем подходит. Скорее, сильная и необычная. Стихи звучные, сюжет переполнен страстями и кровью. Успех в городских театрах обеспечен. Другой вопрос - понравится ли новое творение королеве?
– Речь идет о порочности власти, - задумчиво заметила Розамунда.
– Как по-вашему, ее величество сможет усмотреть оскорбление в свой адрес?
– Для начала придется удовлетворить запросы графа Лестера, ведь именно распорядитель дворцовых празднеств будет решать, предоставить ли автору лицензию, а уж он-то лучше всех знает, что понравится королеве, а что не понравится.
– Будем надеяться на лучшее. Очень хочется увидеть пьесу на сцене.
Розамунда уже вполне освоилась и наслаждалась прогулкой. Сэр Роджер оказался приятным, легким собеседником: рассказывал о службе в Голландии, о фамильных поместьях в графстве Шропшир, о строительстве нового дома в Лондоне, на берегу Темзы. И лишь увидев идущего навстречу Полита, Розамунда поняла, что увлеклась и забыла о времени.
Сэр Эмиас сухо распорядился:
– Если у леди Марии возникнут вопросы, скажете, что я вас задержал расспросами о ее здоровье. Можете добавить, что королева волнуется о благополучии кузины и требует рапорта.
– А она действительно волнуется?
– уточнила Розамунда.
Полит недовольно нахмурился:
– Это несущественно, мистрис Уолсингем. В любом случае вам пора возвращаться.
– Приятного дня, сэр Роджер. До свидания, сэр Эмиас.
Розамунда поклонилась и быстро пошла к мрачному тюремному зданию.
Все произошло ошеломляюще неожиданно и быстро. Мирную скуку узниц Чартли-Холла вдребезги разрушил невесть откуда налетевший отряд.
Мария совещалась со своим секретарем месье де Но, а фрейлины коротали время за рукоделием. Даже Розамунда взяла в руки иглу, чтобы пришить к вороту платья присланные Урсулой кружева. Входная дверь со стуком распахнулась, и маленький терьер, первым почувствовав опасность, с воем забился под юбку хозяйки. Стук сапог по каменному полу коридора свидетельствовал о прибытии целой армии. Мария невольно прикрыла ладонью глаза. Клод де Но порывисто встал.
Долго ждать не пришлось: в следующее мгновение в комнате показался сэр Эмиас Полит в окружении отряда гвардейцев.
– Мадам, я явился, чтобы забрать у вас драгоценности, бумаги и все имеющиеся в наличии деньги. Месье де Но, вы арестованы.
– Что происходит?
Мария побледнела, однако сохранила самообладание и поистине королевскую осанку: стояла вызывающе прямо, а черное бархатное платье с богатой серебряной отделкой лишь подчеркивало величие образа.
– Немедленно освободите моего секретаря. Я требую объяснений, сэр Эмиас.
– Мадам, ваш заговор раскрыт, а все его участники арестованы, - презрительно сообщил Полит и вытянул руку.
– Попрошу ключи от всех шкафов, мадам.
Клод де Но попытался подойти к королеве, однако его тут же скрутили.
– По какому праву вы меня арестовали?
– возмутился француз дрожащим голосом.
– Я подданный королевы Шотландии Марии Стюарт и держу ответ только перед ней.
– Теперь отвечать придется перед ее величеством королевой Елизаветой, - парировал Полит.
– Вас отвезут в Лондон и допросят. Будьте добры отдать ключи, мадам.
Де Но утащили прочь, однако испуганный голос секретаря еще долго доносился с улицы. После секундного сомнения Мария открыла ридикюль и вынула кольцо с несколькими ключами. Бросила на стол и опустилась в кресло возле камина, чтобы вернуться к любимому вышиванию.
На лице Полита отразилось разочарование, словно тюремщик ожидал более зрелищного и эффектного сопротивления. Он молча забрал ключи и жестом приказал гвардейцам следовать в спальню, где пленница хранила драгоценности, деньги и документы.
Увидев, что происходит, Розамунда едва не потеряла сознание. Она знала, что рано или поздно должно случиться нечто подобное, и отлично понимала собственную роль в трагедии. И все же неожиданная жестокость последних минут потрясла ее до глубины души. Собачонка выползла из-под юбки королевы и, не переставая скулить, забралась к ней на колени. Фрейлины окружили госпожу и что-то взволнованно и невнятно лопотали, и лишь самая молодая из них стояла неподвижно, не зная, что делать и как себя вести. Присоединиться к ошеломленным женщинам? Изобразить страх и ужас? Нет, подобное лицемерие достойно еще большего презрения. И все же пока сэр Фрэнсис не сочтет нужным освободить ее от этой роли, придется старательно ее исполнять.
– Может, принести вам вина, мадам?
– наконец предложила юная камеристка, поскольку так и не смогла придумать ничего лучше.
– Да, пожалуйста.
Госпожа спокойно поглаживала собаку и выглядела на редкость собранной.
Розамунда наполнила бокал и подала королеве. Леди Мария побледнела, но держалась с поистине королевским достоинством. Казалось, жестокость события обошла ее стороной. Точно так же она прежде реагировала на любое оскорбление, всем своим видом показывая абсолютное пренебрежение к материальной, телесной стороне жизни. Розамунда понимала, что основа подобной силы кроется в религиозной убежденности, в твердой вере, не подвластной внешним силам. Несокрушимая духовная твердость вызывала не только искреннее восхищение, но и зависть.